Ночь не принесла облегчения. Уверена, Сомния пошлет мне знак, вот только уснуть я так и не могу. Плачу, уткнувшись лицом в подушку, чтобы не потревожить маму. И, едва рассветает, сразу ухожу в храм, потому что знаю, что не выдержу и расскажу ей все.
Жрица встречает меня на ступенях. Я хочу поведать ей о Габи, но что-то сдерживает мой порыв, ведь тогда придется вернуться к разговору о знамении, о том, что я оказалась права, а она ошиблась, провозгласив ложное решение и, тем самым, отправив на смерть столько людей. Не нужно быть исполненной мудрости, чтобы понять, что это повлечет за собой лишь недовольство. Поэтому я лишь складываю ладони в ритуальном приветствии и проскальзываю мимо.
- Азе заболела, - несется мне в спину. – Ступай и отнеси ей мазь из остросонника, она в хранилище.
Я замираю. Мазь, которая осталась в изголовье кровати Габи. Я была так шокирована его исчезновением, что забыла ее вернуть.
- Нира, ты слышишь?
- Да, конечно, - отвечаю я как можно смиреннее.
Азе живет на соседней улице. Я могу по пути незаметно заскочить к Габи, забрать мазь и отнести ее Азе. И никто ничего не узнает. Я иду в хранилище, стою там ровно столько, сколько нужно, и возвращаюсь, завернув в шаль первый попавшийся сосуд такого же размера. В ритуальной зале еще чадят факелы, и стоит тяжелый густой запах. Странно, разве после нашего посвящения проводили еще какой-то обряд? Я не сразу вспоминаю, что это, а вспомнив, бросаю взгляд на алтарь. Так и есть, он залит темным. Что же случилось сегодня, если жрица решилась на жертву, и кто из собак отправился под нож?
Жрица при моем появлении не произносит ни слова. Я торопливо прохожу мимо, и ее взгляд жжет мне спину. Или это просто солнце набирает силу?
Во дворе Габи ничего не изменилось, все тот же разгром в доме, но теперь, при дневном свете я замечаю еще и многочисленные следы на песке. Значит, он не сам смог уползти к морю, его все же забрали, но кто и куда? И зачем? К жрице обратиться я не решусь. Куда же мне идти? К старейшинам? Но что я им скажу, если самого Габи нет? Поверят ли мне, если Сомния обещала светлый путь и срок возвращения каравана еще не вышел. Маме я сказать не могу. От кого угодно, но только не от меня она узнает о смерти отца!
И тут, прямо посреди чужого двора, меня настигает весь ужас случившегося. Я падаю на колени и, закусив край шали, корчусь в беззвучных рыданиях. Отец погиб! Я никогда больше его не увижу, и нашим мечтам о жизни в срединной земле не суждено сбыться!
Наконец, с трудом поднимаюсь. Аккуратно затворяю дверь и заметаю темный след на песке. Не хватало еще, чтобы мама через забор увидела разгром и позвала людей. Сначала мне нужно решить, что делать с открывшейся ужасной правдой, а пока иду к Азе. Она бледна, на ноге - огромный ожог.
- Как подобное могло случиться? – изумляюсь я. – Игнис не мог причинить тебе вред!
- Я выронила факел, - говорит она, - прямо во время церемонии. И подумала, что боль могла бы отвлечь меня от увиденного, вот и… Игнис счел мои помыслы просьбой. Меня теперь выгонят, да?