- Собери еще хвороста, пока не стемнело, - командует один караванщик другому, - нечего здесь по ночам бродить! Места дикие, неспокойные.
Тот послушно поднимается и скрывается в ущелье, где среди скал виднеется скудная растительность. Уставшие после долгого перехода, люди ужинают и начинают сонно приваливаться к теплым бокам лошадей. Палаток они не ставят, видимо, привал будет недолгим. Сегодня им не до бесед и, разочарованный, я уже встаю, как вдруг из-за моей спины бесшумно выныривают из сумерек всадники. У них темные одежды и лица, закрытые платками, так, что видно только яростно сверкающие глаза. Дальше все случается, как в кино на ускоренной перемотке. Караванщики даже не успевают вытащить сабли из ножен, как их, одного за другим, убивают, безжалостно и молниеносно. Лишь льется на бесплодную землю темная кровь и, ослепительным потоком, льется из прорех в мешках жемчуг.
Через несколько минут все кончено. Я стою в оцепенении, когда из ущелья, с огромной охапкой хвороста в руках, появляется последний из караванщиков. Он тоже замирает, а потом, выронив хворост, бросается обратно, и грабители несутся вслед за ним, держа над головой обагренные кровью мечи. Понимая, что расстояние слишком велико, кто-то бросает копье, и над равниной слышится отчаянный крик раненого.
Не знаю, засчитывается ли это как вмешательство, но, на мгновение перевоплотившись, не думая о том, что могу кого-то зацепить, я лечу и сметаю вниз камни. Теперь между жертвой и преследователями воздвигнут надежный барьер, хотя я, похоже, испортил единственный нормальный путь между равниной и побережьем. Вернуться к каравану выше моих сил. Боюсь, что на этот раз не сдержусь и смету грабителей с лица земли! Поэтому перевоплощаюсь и спускаюсь к человеку. Оглушенный грохотом, он растянулся на земле, но, конечно, ни один, даже самый мелкий камушек его не задел. Как, к моему сожалению, не пострадали от камнепада и грабители, так безжалостно расправившиеся с невинными людьми.
Поднимайся! - говорю я ему, но он, конечно, меня не слышит.
Я вновь бессилен. Сможет ли он вернуться домой? Какая сила поведет его: любовь к девушке, оставленной на берегу? Долг, призывающий рассказать сородичам о страшной гибели близких? Жажда жизни? Я не смогу ему помочь, как не в силах я находиться дальше рядом, наблюдая за его жалкими попытками подняться.