— Напомни, — вдруг хрипло ответил Алиев.
Ком стал в горле. Я очень хорошо помнила. Судя по темнеющим глазам Давида, он тоже. Вздрогнула.
— Давай в машину, — отвлёкся парень, кивнув на Mersedes.
Дважды меня просить не надо было. Вита хоть и высмеяла его выбор автомобиля, но у меня в мыслях они были неразделимы. Давид ездил на машине матери, словно бы продолжая поддерживать с ней связь. Словно продлевая её жизнь.
Я помнила историю, рассказанную им на том красивом месте. Тогда он не разрешил его обнять. Как много тепла мне хотелось отдать ему за эти три года без матери.
— О чём ты думаешь? — поинтересовался Давид.
— О тебе и твоей маме, — честно ответила я.
— И что интересного надумала?
— Вы… вы были близки с ней?
— Очень. Мама была потрясающим человеком. Даже отец души в ней не чаял.
— Давид, мне так жаль, — глаза наполнились слезами.
— Ты бы ей очень понравилась.
Я всё-таки смахнула слезинку, выкатившуюся из глаз. Завтра надо обязательно съездить к родителям. Тем более, я уже давно не была. Семья для меня — это такая важная часть моей жизни. Уехала из родительского дома, но не забыла. Я рада возвращаться. И каждый раз я возвращаюсь домой. Так я чувствую.
— Мне очень приятно это слышать…
— Ты любишь рыбу? — вдруг спросил Давид.
— Рыбу? — ошалело переспросила я.
— В смысле, есть её. Морепродукты? Что скажешь?
— Да, отлично, — да хоть и ловить. Он же знает, что с ним куда угодно.
— Тогда едем, — парень вытянул телефон и, набрав, видимо, какой-то ресторан, справился о наличии свободных столиков.
Я сидела, слушала его, глупо улыбаясь. Что ещё мне для счастья надо?
— Довольна, Громова? — Давид попрощался по телефону и завёл машину.
Невероятное блаженство. На все 100 процентов. От всех органов чувств. Запах парфюма Давида и, наверно, салона. Его руки на руле, выверенно, красиво, уверенно управляющие машиной. Его чуть хрипловатый и низкий голос. А влюблена на все 101.
— Ася?
— Да, конечно, довольна, — наконец, отвиснув, ответила я. Да я на небе от счастья! Эйфория! Я даже осмелилась подначить парня. — И что, даже к себе не пригласишь?
— О, Громова, — хохотнул Давид, — к себе я тебя только через год приглашу. Или там совсем туго и сначала под венец?
— Дурак, — проворчала я. Приложила руки к горящим щекам.
— А до первого поцелуя доберёмся, как минимум, через месяц, — продолжал ехидничать Давид.
— Ты сейчас договоришься и вообще никуда не доберёшься, — процедила я.
— До главного я уже почти добрался.
— Какой кошмар, — я сложила руки на груди и отвернулась.
Алиев затормозил на светофоре и вдруг аккуратно тронул меня за кончик уха. Я даже отпрянуть не успела.
— А-ай, — вдруг зашипел Давид. Я в шоке обернулась. — Обжёгся! — наигранно детским голосом пожаловался он.
Закрыла глаза и откинулась на подголовники. Когда я смущаюсь или, как сейчас, волнуюсь, у меня краснеют не только щёки, но и уши. И Алиев об этом напомнил.
— Ася, — позвал Давид.
Я не ответила. Смешно ему, вот пусть один и смеётся.
— А-асенька, — уже слегка испуганно обратился Алиев.
Поджала губы.
— Малыш, да шутка это глупая. Обижаешься на такое? — почувствовала, как он большим пальцем провёл по моей щеке.
Я распахнула глаза. Обижаться резко расхотелось.
— Малыш?! — повернулась с улыбкой к парню.
Давид нахмурился.
— Здесь тоже есть границы?
— Нет, это очень приятно, — разулыбалась я во все двадцать девять. — Но, чтобы ты и "малы-ыш"… Да ещё и Асенька…
— Кто ты и что ты сделала с Громовой? — тоже улыбнулся Алиев.
Я вздохнула.
— Ты надулась? — усомнился Давид.
— Не то, чтобы надулась, но мне всё это, — обвела рукой голову, — не нравится.
— И почему же? — Алиев вдруг повернул на парковку возле Центральной площади. Заглушил машину.
Пожала плечами. Хороший, кстати, вопрос. Может, стоит наконец-то обсудить это с родителями? Оттуда ноги и растут.
Я нагнулась вперёд, через лобовое стекло разглядывая украшенные к Новому году дома. Скоро же мой любимый праздник! Время волшебства.
— А мне нравится, — вдруг тихо сказал Давид.