— Говори! — нетерпеливо потребовал князь.
— Э нет. Баш на баш. Отпусти моих ребят. Право, княже, отпусти. Что с них взять, щенята неразумные, в жизни своей ничего, кроме зуботычин, и не выдели.
— А дел натворили те кутятки, что стае волков впору.
— То моя вина, княже. Я от своего не отрекаюсь. Отпусти ребят, и я тебе помогу всем, чем могу, а потом казни, как хочешь, хоть вешай, хоть конями рви.
— Ладно, разберемся, — буркнул Ростислав свою любимую присказку.
— Так по рукам, княже?
Ростислав невольно убрал ладони за спину.
— Нет. Ряд будет такой. Ты рассказываешь подробно обо всех своих делах. Указываешь, где схоронил награбленное добро, чтобы возвратить хозяевам. Ватажники твои пойдут в холопы, пока не отработают все виры, сколько на них заявят. Ты поможешь найти женщин. Твою участь решу позже.
— Что ж, княже, будь по-твоему. Пить дай?
Ростислав крикнул дружинника, велел принести воды. И показалось, что в глазах разбойника мелькнула тень благодарности. Что ж, сделка как сделка. Месть человека не вернет, а сейчас важнее спасти Дану, чем повесить десяток татей. Опять его будут винить в чрезмерной мягкости, как тогда, с сумасшедшим варягом…
— Так вот, княже, — заговорил Шатун, напившись и, насколько можно одной рукой, ополоснув окровавленное лицо. — Можешь быть уверен, похитили твою Дану не разбойники. Ясно же, что искать княжью хоть будут всей землей, и никому не поздоровится, кто окажется причастен. Нигде такую робу не продать, тем более брюхатую.
— Брюхатую? Чего болтаешь!
Шатун едва не расхохотался, да, видно, больно было смеяться.
— Так ты не знал, княже? Непраздна она, знаю, что говорю. Один из моих ребят в соседнюю весь на беседы бегал, с девкой Малкой познакомился, она ему и сказала. Могла и кому другому разболтать. А мать Белозерского наследника — это уже совсем другое дело. За нее можно и поторговаться. А можно и просто убить, чтобы пропихнуть в наследники своего ставленника, тем более что князь где-то на рати и неизвестно, вернется ли. Подумай, княже, кому это может быть нужно?
Ростислав попытался подумать. Дана, его Дана ждет дитя! Одновременно с Любавой. Но сын княгини — в любом случае первый наследник, сын наложницы — только за ним. Если, конечно, не случится ничего непредвиденного. А какова может быть непосредственная выгода от преступления? Погодите-ка! Дану похитили как раз в то время, когда он лежал раненный, и в жизни его уверенности не было. Гонец на борзом коне весть доставить вполне успел бы. Значит, преступник узнал, что князь при смерти и поспешил избавиться от ненужного наследника. Глеб? Запросто. У него вполне может быть в Белозерске свой человек. Но тогда почему только Дана? Не знали про княгиню? Но ведь она на виду, не то что Дана. Или в наследники преступник наметил Любавиного сына? Тогда Бирючи. Эти могут. Любомир задумает, а Яросвет поведется. Но они оба были с Ростиславом в походе. Хотя чему это мешает… Только замедляет.
Ладно, если не Бирючи, то кто еще? Кому Любавин ребенок неизвестен или не мешает, а ребенок Даны не нужен совсем? Вадим… Великий Сварог, этого быть не может. Но именно Вадим следующий наследник. Да нет. Он наследник и есть, а ребенок, любой, сможет наследовать только тогда, когда родится. Ну, не Вадим, так кто-нибудь из его родни. Разница не велика. Нет, пустое. Нечего клеветать на побратима, грех и сором. Скорее всего, это Глебовы проказы. А если окажется так, и хищник причинит какой-нибудь вред Дане…
— Ну что, княже, надумал?
Ростислав подытожил:
— Ростов. Бирючи. Сычев.
В самом деле, почему бы и нет? Особых причин у него нет, но буйный Борислав может обойтись и без причин.
Ладно, теперь главное — найти доносчика. Он выведет и на главного преступника. Лишь бы с Даной не случилось худого! Но ведь Глебу не особого смысла уничтожать Белозерского наследника. Прав Шатун, за него можно и поторговаться. Или воспитать в своем духе. Да мало ли что. Жива Данюша, жива!
Ростислав постучал в дверь, вызывая охрану.