— Тогда повесить.
— Прям всех? — вытаращил глаза Некрас.
— Всех. Гнездо крамолы!
— Так ведь, княже, только не серчай, виноват-то только кто-то один.
— Остальные укрывали. Впрочем… — Ростислав остановился. — Если расскажут что-нибудь полезное, пусть живут.
Махнув рукой, князь стремительно вышел. А Некрас подскочил к притихшей толпе.
— Живо, кто что знает, говорите скорей, пока князь не передумал!
Слуги враз загомонили, кто во что горазд.
Это только со стороны выглядит смешно. А на самом деле люди — люди обычные, не герои и не воины, самые что ни на есть пешки, оказавшиеся заложниками чужих политических игр… Эти люди, кто как мог, старались спасти собственную жизнь и жизнь своих близких.
Иные кричали о своей невиновности; другие вспоминали все грехи хозяев, былые и небылые; некоторые, самые отважные или, быть может, самые преданные, пытались отстаивать и невиновность братьев Бирючей. Некрас, слегка обалдевший от всех этих воплей, честно сделал вид, что слушает, затем безошибочно вытянул из толпы того самого конюха, ради которого и было затеяно все это представление.
— Сдается, ты один можешь всех оправдать. Будешь говорить?
Конюх угрюмо кивнул. Заговорщик случайный и вероятнее всего невольный, он едва ли всерьез поверил в княжескую угрозу, но брать грех на душу все же не решился.
Ярко сознался во всем. И в изменнических сношениях с Глебом, и в похищении Даны, и даже в том, что докладывал Сычихе о поведении Миланы за то время, пока она жила в Волчьем Логове. Ничего худого не сказал, подчеркнул он особо, потому что ничего худого не было.
— Подзаработать решил! — с презрением бросил Некрас. Да, похоже Сычиха решила окончательно избавиться от блудной невестки.
— Отпустим людишек, что ли? — спросил Некрас. Ростислав кивнул. В этот момент подошедший дружинник доложил, что Яросвет пришел в себя и хочет говорить с князем.
Не нужно было быть знахарем, чтобы понять, что Яросвету немного осталось.
— Зачем… — прошептал он. Воздух с шумом вырывался из пробитого легкого.
Ростислав пробормотал какую-то ерунду, вроде «тебе нельзя сейчас говорить».
— Нет на мне… вины перед тобой… княже, — с трудом выговорил умирающий. — И на брате… нет.
Ростислав не знал, что сказать. Открыть правду, или не отравлять последних минут… но тогда Яросвет умрет, проклиная его, Ростислава.
— Любомир виновен, — решился он наконец. — Это доказано, Яросвет. Конюх Ярко во всем сознался. Как ни горько, но Любомир оказался предателем.
— Собака… — хрипло выдохнул Яросвет. И, кажется, снова потерял сознание.
Ростислав опустил глаза. Шурин, почти брат. Ни в чем, в сущности, не виновный. И вот умирает. Из-за него, Ростислава…
— Княже… — слабо позвал Яросвет.
— Да?
— Прости… за меня прости и за брата.
— Не за что тебе просить прощения. Ты прости меня… брат.
— Не вини себя… брат.
С неожиданной силой раненый вдруг притянул Ростислава к себе, ткнувшись губами в щеку. И Ростислав вернул братский поцелуй. Знак взаимного прощения. Яросвет коротко вздохнул… Все было кончено.
Ростислав невольно облизнул губы; и почувствовал отвратительный соленый вкус крови.
— Княже! — Забава, конечно, была тут как тут. Какая ж драка без нее. — Ты тут не при чем, это Любомир во всем виноват!
Ростислав обернулся.