Оглядевшись, только сейчас понимаю, что нахожусь в нескольких метрах от той стены, откуда всегда убегаем в город.
— Мне надо. — голос свой не узнаю. Птаха корчится.
— Ты хоть знаешь куда идти, а?
Смотрю ему в глаза, понимая, что он знает.
— Где она?! Где?!
— Остынь! Куда ты собрался? — вдавливает меня со все силы. Будто это сможет меня удержать. — Нах*й свою жизнь поломать из-за бл*дины?!
— Да пошел ты! — толкаю в грудак. Понимаю что сделал, когда Птаха лежит на земле и держится за ушибленную скулу.
Склоняюсь над ним.
— Говори!
— Ты ох*ел?! — взрывает он, а я для очередного удара замахиваюсь. Трясет всего изнутри.
— Говори, Вань…
— Мать твоя звонила сейчас, попросила за тобой присмотреть. Сказала, что Вика решила уйти от тебя, у нее другой тип…
— Она не могла! Слышишь?! Не могла!
Я отхожу от него. Мне противно даже в руках его держать. Качаю головой, чувствуя, как накрывает истерикой. Птаха поднимается с земли, продолжая держаться за скулу.
— Еще как могла, Илюх. Ты только не наломай дров, брат…
Во мне столько злости. На каждого их них. В горле огромный булыжник, и мне с трудом удается затолкать его обратно.
— Ты не понимаешь, что несешь, Вань. Ты не понимаешь…
Ваня осматривается по сторонам. Делает ко мне шаг.
— Если обещаешь успокоиться, я скажу тебе, где она.
Какого черта он так много знает?! Приблизился к нему, видел как Ванька напрягся.
— Откуда ты знаешь?
— Мать твоя сказал, Илюх. У тебя бл?ть мозги совсем отказали. Позвонила, сказала, если захочешь с ней поговорить, то она в больничке.
— В больничке?
Он кивнул, протянул мне сложенный в четверо листок с адресом клиники.
— Там ерунда какая-то. Чет простудилась что ли… — Птаха почесал задумчиво затылок. — Только ничего хорошего тебя там не ждет. Имей ввиду…
Сжимаю в руках листок.
— Когда она звонила тебе? Когда?
Ваня хмурится.
— Полчаса назад. Мы, как только вошли, по просьбе твоего дядьки мне сразу дали телефон. Они, видать, договорились заранее, боялись, что у тебя крышу сорвет…
Я не слушал его дальше. Перемахнув через ограждение, спрыгнул на улице. Только когда такси поймал, понял, что не переоделся в гражданскую. Да и похер на все. Сейчас я мог думать только о ней. С остальным разберусь позже.
— Позвала я ее, солдатик. Только вы недолго, скоро обход врача, — женщина садится за свой пост, на вахте. Я киваю в ответ, с хрустом сжимая кепку в руках.
Голова — тяжелая, чумная какая-то. Только сейчас понял, что даже телефон с собой не взял. Сердце вырывалось из глотки, руки тряслись. А я глаз напряженных от лестницы не отводил. Ждал ее и боялся, что не выйдет ко мне.
Девочка моя. Маленькая. Не верю бл*ть. Ни в одно написанное ей слово не верю. Не могла она так. Снова какая — то мразь палки попыталась в колеса вставить. Но я ж бл*ть уничтожу всех, кто только посмеет. Кто только подумает о том, чтобы разлучить.
Заметил ее еще в коридоре второго этажа. Бледная вся, исхудала. На плечах ее кардиган вязаный, а она обнимает себя тоненькими руками. Не знаю, как сдержался, чтобы не сорваться к ней, наверх. И дело тут не в охраннике, напряженно пялившемся на меня. Боялся спугнуть ее, сказать что-то грубое. Пусть подойдет, а там в охапку ее сгребу и пока вся дурь из башки не выйдет, не выпущу.
Срываюсь к ней. А она глаза свои поднимает, и в них — полное равнодушие. Такая же красивая… моя девочка, и в то же время не моя уже. Чувствую это. Не принимаю, но нутром ощущаю, что пох*р ей. Что бы я сейчас ни сказал, чтобы ни сделал. Да даже вены порежу прямо на глазах — уйдет. Переступит и пойдет дальше.
— Зачем пришел? — голос холодный, отходит в сторону, так, словно мы вчера с ней виделись и ничего не произошло.
Я не верю этому. Я просто, нах*р, отказываюсь принимать это!
— Что это за чушь была? Скажи мне… — голос ломаный, сиплый. По венам гул, но я сдерживаюсь, чтобы не сорваться. Чтобы не навредить еще больше. Пусть просто скажет мне, в чем дело. С остальным я разберусь сам.
А она молчит. Смотрит куда угодно, только бл*ть не в глаза мне.