— Может быть, только на несколько дней, пока все не успокоится, — говорю я, размышляя. — Но мне не нужно, чтобы ты повсюду сопровождал меня и играл роль телохранителя. В этом нет необходимости.
— Хорошо, — спокойно отвечает Эд.
— И ты скажешь, если больше не сможешь меня терпеть. И если я делаю что-то не так или тебе это не нравится.
Он кивает.
— Или если я просто раздражаю тебя, и тебе нужно личное пространство или что-то еще.
Он опять кивает.
— Я обещаю больше не кричать на тебя.
— Это было бы замечательно.
— Ладно. — Я делаю глубокий вдох. — У тебя есть для меня какие-нибудь основные правила?
— Почему бы нам просто не решить это по ходу дела?
— На сегодня она закончила, — кричит Айрис. Она кажется слишком довольной таким поворотом событий. — Ты можешь отвезти ее домой.
Домой. Я больше не знаю, где это, черт возьми, даже с подсказкой.
Эд передвигает мольберт в угол, и относит туда же все краски и кисти. Посреди комнаты лежит на удивление удобный футон-матрас, рядом стоит мой чемодан и стопка книг из магазина — вот и все, что я осмелилась разместить в своем временном жилье.
По крайней мере, есть одно существо, которое искренне довольно моим переездом. Гордон в восторге, он ходит за мной по пятам, и даже посещение туалета без него — это вызов. Дело не в том, что я его не люблю, но справлять нужду предпочитаю в одиночестве.
Когда мы садимся ужинать, Гордон пристраивается рядом с моим стулом и ждет.
— Не корми его со стола, — говорит Эд, не поднимая глаз от тарелки пананга из говядины с жасминовым рисом. Я ем салат из зеленой папайи с креветками и вермишелью. Эд все это заказал. Так казалось проще всего.
— Я не собиралась.
— Конечно, собиралась.
— Перестань притворяться, что можешь читать мои мысли.
Он улыбается краешком губ.
— Я не читаю твои мысли, просто знаю тебя. Как только Гордон начинает умоляюще смотреть, ты сдашься.
— Хочешь немного? — я киваю на свою тарелку.
— Там кинза. Она ужасна на вкус.
— Значит, я не ем кокос, а ты кинзу?
Эд что-то бормочет.
— Каждый день узнаю что-то новое.
Гордон тихо скулит, осторожно глядит на мою тарелку, потом на хозяина — не самый тонкий намек.
— Плохая собака, — бормочет Эд.
— Это эмоциональное насилие. — Я поворачиваюсь к псу. — Я буду твоим свидетелем, Горди. Я все видела.
На этот раз Эд фыркает.
И кто именно здесь животное после этого?
— Что ты обычно делаешь по вечерам?
Эд отпивает пива и втягивает голову в плечи. Он как будто пытается заставить себя исчезнуть. Как будто мое присутствие требует от него постоянной готовности к чему-то.
— Не знаю… смотрю телевизор, работаю, иду в спортзал.
Он не упоминает посещение ресторана и амурные встречи с некой брюнеткой. Наверно, из вежливости.
Наступившую тишину нарушают едва слышные, но душераздирающие мольбы Гордона.
Эд прав, если бы он не сидел через стол и не ждал, когда я облажаюсь, я бы точно накормила собаку.
Наверное, стоило спросить, можно ли включить музыку. Все лучше, чем тягостное молчание. По дороге сюда оно не казалось таким явным и всепоглощающим. Шум улицы, проходящие мимо люди компенсировали тишину между нами. Но теперь мы остались только вдвоем.
— Знаешь, я могу закончить есть в своей комнате. — Я начинаю подниматься, собирая тарелки и пиво. — Распакую вещи. Приготовлюсь к завтрашнему дню.
— Клем, садись. — Эд вздыхает. — Тебе не обязательно прятаться в своей комнате.
Я в нерешительности.
— Уверен? Мне, вроде как, хватило неловких моментов за один вечер. Это был долгий день, и…
— Пожалуйста.
Я сажусь.