Лорд Корби усмехнулся и что-то проворчал. Ева знала баронессу, видела несколько раз на светских раутах и вечерах. Это была ослепительно красивая брюнетка, выглядевшая ненамного старше Евы.
Встречаясь с двоюродной племянницей, Гвендолин прежде всего придирчиво и откровенно осматривала ее с ног до головы, как будто оценивая внешность, фигуру и туалет девушки. И обычно этот осмотр заканчивался тем, что на лице баронессы возникало выражение, напоминающее Еве гордость и радость, и как бы говорящее: «Нет! Она не красивее меня!»
Но в последний раз, когда они встретились на балу у французского посланника, и Гвендолин, как всегда, подвергла Еву своей процедуре, баронесса явно расстроилась, и даже что-то злобное мелькнуло на ее красивом лице. Когда женщины обменивались родственным поцелуем, Еве даже показалось, что Гвендолин хочет укусить ее… Но нет, конечно, это была просто игра воображения.
— Слишком длинный список, — продолжал, между тем, отец.
— Все это только самые близкие друзья и родственники, — желчно отвечала мать.
— Я просил вас: не более тридцати человек! А здесь целая сотня. И неизвестно еще, скольких гостей привезет жених… Пожалуйста, просмотрите список еще раз и вычеркните половину.
— Но это невозможно! — трагическим голосом воскликнула мать. — Неужели вы не понимаете — здесь самые аристократические фамилии столицы! Если мы забудем хоть одну — это будет неслыханно!
— Неслыханно будет, если отцу на помолвке дочери станет плохо, — напряженно ответил лорд Корби. — Я неважно себя чувствую и предупредил вас об этом. Мне тяжело принимать столько гостей.
Сердце Евы сжалось. Ей отец ничего не говорил и, если б она своими глазами не видела врача, выходящего из папиной спальни, она бы ничего не знала.
— Вы просто слишком привыкли к затворничеству, — нисколько не взволнованная этим предостережением, чуть не с презрением сказала леди Корби. — А ваша болезнь — всего лишь отговорка.
— Думайте что хотите, — резко ответил лорд, — но список должен быть сокращен! Или я сам займусь им.
Мать забормотала что-то неразборчивое. Ева слышала, как отец ходит по библиотеке, тяжело ступая по ореховым половицам. Девушка сделала шаг к двери и уже положила руку на ручку, как вдруг лорд Корби сказал:
— Саймон Реджинальд Шелтон… Вам это имя ничего не напоминает?
Ева так и замерла, ладонь на дверной ручке мгновенно вспотела.
— Ничего, — холодно отозвалась мать. — К чему этот вопрос? Мы же договорились, милорд, забыть об этом человеке.
— Его звали так же, как сына моего несчастного друга, графа Филиппа Беркшира. Странное совпадение! — задумчиво произнес отец.
Мать фыркнула:
— Это того, которого казнили за измену королю?
— Да. — Шаги папы стали тяжелее, Еве даже показалось, что он подволакивает ноги. — Его самого. Обвинения были тяжкие и неопровержимые. Я поверил им… и людям, которые их давали. Суд, который я возглавлял как лорд-канцлер, был скор и суров. Графа приговорили к четвертованию и казнили через несколько дней.
— Я что-то помню… Но это было так давно! — небрежно сказала мать.
— Вы не знаете всего, миледи. — Слова отца прозвучали глухо и придушенно. — Обвинения были сфабрикованы, свидетели являлись лжецами и клеветниками. Ни одного слова правды! Но я слишком поздно узнал об этом. Филиппа казнили как государственного преступника. И я был одним из виновников его смерти. Он пытался поговорить со мной — но я не слушал… Пытался добиться правды — но я и суд пэров отвергли его настояния и просьбы…
— Не это ли мучает вас столько лет? — с сарказмом спросила леди Корби. — Не это ли сделало вас отшельником и заставило покинуть свет и свой высокий пост?