И тут ему пришло в голову, что все, что сейчас окружает его, может, и в обозримом будущем, принадлежать ему — как мужу единственной дочери лорда… Если удастся вытащить ее из этой золотой клетки, не свернув при этом себе шею.
Но как это сделать? Кажется, он зря восстановил ее против себя. Добился того, что она будет теперь избегать его, считая циничным и наглым распутником. Хотя, проведя всего одну ночь и день в компании герцога и его друзей, Саймон наслушался всякого. Они похвалялись такими жестокими развлечениями и грязными авантюрами, что Саймона, проведшего юность в самых жутких трущобах и немало повидавшего во время плаваний в заморские страны, едва не выворачивало наизнанку.
Да Джек Гром, со всей его ватагой вместе взятой, — просто ангелы во плоти перед Рокуэллом и его прихвостнями!
Интересно, а лорд Корби знает, за кого выходит его дочь? Наверное, знает. Но закрывает на это глаза. И это тоже будет отметиной на шпаге мщения Саймона — то, что отец спокойно и хладнокровно отдает дочь за развратника и мерзавца. Бедная Ева!
…Он, сам не замечая того, все время наблюдал за невестой… вернее, своей женой. Ее, впрочем, трудно было упустить из вида — так была она хороша и ослепительна, так выделялась в толпе своим великолепным нарядом, гордой осанкой и прекрасным лицом.
Первый танец, по традиции, она танцевала с женихом, — двигаясь и улыбаясь как механическая кукла. Затем открылись двери в карточную комнату, и Рокуэлл с приятелями немедленно ретировался туда, по дороге помахав и Саймону, но тот сделал вид, что внимательно изучает богов и амуров, изображенных на потолке залы.
Однако, и оставленная столь неучтиво женихом, Ева была нарасхват: ей не давали возможности ни выпить прохладительного, не передохнуть, все время приглашая танцевать.
Саймону было жаль ее… И, в то же время, в нем зашевелилось смутное чувство собственника, у которого отнимают принадлежащий ему драгоценный предмет. Какое, черт возьми, право имеют все эти напомаженные и напудренные чучела приглашать без конца его жену? Вон тот безобразный старик, он так похотливо обшаривает ее взглядом, будто она портовая девка. А тот, кривоногий и прыщавый, в ужасном парике цвета моркови, — он, кажется, сейчас носом просто нырнет в вырез ее платья! Невыносимо!..
И Саймон понял, что не успокоится, пока хоть на время не отнимет ее у этих мерзких господ. А сделать это можно было лишь одним способом — пригласив ее танцевать… и попробовав увлечь куда-нибудь на свежий воздух, где не будет никого, кроме них двоих.
Он дождался следующего танца — и, будто бросаясь в море с головой, шагнул, оттолкнув плечом одного кавалера и беззастенчиво наступив на ногу второму, к Еве.
Стоило только герцогу покинуть залу, как Ева почувствовала небывалую легкость. Ее не беспокоили осаждающие кавалеры. Она устала, но все эти мужчины отвлекали ее от мыслей и о женихе, и об этом нахале, как бишь его там, — Ева, естественно, не запомнила его имени. Как ни странно, его не было среди ухаживающих за ней мужчин. И в какой-то момент Ева подумала, а не почудилось ли ей то дерзкое рукопожатие? Но этот приятель Рокуэлла при этом смотрел на нее с большим значением, так что вряд ли. Скорее всего, он не досаждает ей, потому что отправился вслед за герцогом в карточную комнату.
Она действительно смогла отвлечься от неприятных мыслей, и когда перед ней неожиданно вырос наглец в своем черном парике и с белым лицом, Ева чуть не вскрикнула от неожиданности.
Что такое? Он приглашает ее на танец?! Нет! — кричало все ее существо, но девушка понимала, что не сможет ему отказать. Рядом с Евой стояла мать, которая зорким взглядом коршуна следила за каждым движением дочери.
Этот человек был странным. Он больше не пытался хватать ее за руку, пожимать ее. Но смотрел так, будто собирался сожрать свою партнершу. И от его взгляда ее вдруг начало кидать в жар.
Он путал па, но, кажется, даже не замечал этого. Ева тоже стала ошибаться, но скорее из-за охватившего ее волнения, а не из-за партнера.
Танец казался ей бесконечным. Нахальный кавалер прожигал ее взглядом, Ева не могла смотреть ему в лицо; она задыхалась, а на щеках выступил яркий румянец. И эти бесконечные движения навстречу друг другу… Ах, он так кружил вокруг нее, нависал, будто тянулся всем телом. В этом было что-то угрожающее и возбуждающее одновременно. Он не проронил ни слова во время танца, но Ева была этому лишь рада: она не в состоянии была ворочать языком, тот будто распух во рту и, кроме мычания в ответ, партнер скорее всего ничего бы не услышал.
Да что он себе позволяет?! Он будто надругался над ней! Ей хотелось остановиться, убежать от него, но она продолжала двигаться, стараясь сосредоточиться на танцевальных па и отвлечься от своего партнера.
Когда стихли последние звуки музыки, Ева не поверила своему счастью. Она положила свою руку поверх протянутой руки кавалера, и тот повел ее… Но постойте! Куда это он ее повел? Ее мать находилась в другой стороне, и Ева была намерена попасть именно туда.
— Вам дурно? Здесь определенно душно, не желаете ли выйти на свежий воздух, мисс Корби? — неожиданно заговорил он своим бархатистым голосом, в котором проскакивали хрипловатые нотки.
— Нет, я желаю вернуться к матери! — сказала Ева. Надо же, она все-таки может говорить! Это было приятное открытие.
Он будто не слышал и продолжал вести ее к дверям балкона. Этикет требовал, чтобы кавалер сопровождал свою даму после танца, куда она захочет, и со стороны казалось, что Ева сама выразила желание выйти на балкон. Не желая привлекать внимание, бросив наглеца посреди залы и оставшись одна, Ева шла рядом с ним.
— Вы не поняли? Я хочу вернуться! — прошипела она.