— Больший урон вторая атака нанесла. — Такеши хлопает ручкой по собственному виску. — Голову пробили.
— Мне и в голову попали?!
Вот дерьмо. Последние мозги выбили! Да-а, так бы точно сказала Тамара. Она все время твердит, что моя любовь к Сэмюэлю делает из меня тупую безрассудную идиотину-камикадзе.
Прямо так и называет меня. Плюс-минус несколько красивостей к общему прозвищу. Ей просто не понять, насколько Сэмюэль роскошен…
Черт, хочу вернуть себе симпатичность. От тухлого яблочка, пованивающего антисептиками, он вряд ли захочет откусить кусочек. А ведь я даже приглядела пару сексуальных платьиц.
Откуда-то издалека слышится грохот. И он нарастает с каждой секундой. Судя по шумовым эффектам, кто-то уверено преодолевает коридоры, беззастенчиво толкая двери с такой силой, что они лупятся о стены.
Такеши и Майя вскакивают синхронно. Еще в тот момент, когда до нас долетает звук первого грохота.
Почему-то начинаю нервничать. Кто бы там ни был, звук его шагов кардинально отличается от размеренной и уверенной поступи Сэмюэля.
Двустворчатые двери в соседнем помещении подвергаются атаке и тихонечко стонут, встретившись с твердью стены. Осталась последняя дверь.
Жду не напрасно. Створка распахивается, и я…
Что за?!!..
ГЛАВА 7. ЯРКИЙ ПУТЬ
Ослепительное вчера
Вижу перед собой открытую дверцу и уютную темень автомобильного салона, но не смею и шагу с места ступить. Ноги приросли к изломанной поверхности, которую в Клоаке принято называть «дорогами». Автомобиль моего Сияющего Спасителя роскошен и совершенно не вписывается в местность. Он чернее грязи вокруг, но эта чернота блестит и переливается на свету, как гигантский драгоценный камень. И как только подобное волшебное средство передвижения выдержало местный колорит и не превратилось в покореженные обломки?
До приюта человек, которого я даже мысленно смущаюсь называть по имени, нес меня на руках. А мрачный Виви шел рядом. (Думаю, он постоянно не в настроении. Грубый мальчишка. Да и взгляд у него странный). От подворотни, где они меня обнаружили, до «Тихого угла» пара улиц. Мы преодолели их пешком.
А я все теряюсь в догадках, как же Иммора попали в наш мерзкий сектор?
Спустились с небес, как какое-то божество?
И вот теперь стою напротив приюта перед дорогущим авто. Свободная от оков долга, о котором вечно верещит смотрительница. С настоящим именем и рядом с тем, кто вот-вот заберет меня туда, где много света и тепла.
Странное чувство.
— Что такое? — мягко спрашивает Сэмюэль.
Он сам открыл мне автомобильную дверцу и сейчас застыл подле в терпеливом ожидании. Понимаю, что нужно забраться в салон, но тело по-прежнему не двигается.
— Мне это снится? — Сама едва слышу свой шепот.
Но у Сэмюэля со слухом все в порядке. На его лице расцветает улыбка, и я вновь влюбляюсь в него. Который раз уже за этот день?
Надо же, первая любовь ко мне нагрянула в двенадцать лет. А раньше я всерьез думала, что настоящая любовь — это желание откусить кусочек побольше от тех гигантских леденцов, которыми приторговывают на рынке в низине. Четыреста пятая, конечно, не раз предупреждала, что так поступать нельзя, ‒ ведь это практически воровство. Однако удержаться, а не оттяпать сладкое ушко у леденцового котика или сладкой хрюшки, всегда было выше моих сил. Благо, бегаю быстро. Хотя однажды хозяин палатки все же изловил меня. Мне тогда лет десять было. Наверное, он переломал бы мне ноги. Но на помощь подоспела Четыреста пятая. Увела его в глубины палатки и вернулась только минут через семь ‒ растрепанная и кусающая губы. И даже принесла гостинец в виде леденцовой мышки-малютки.
Хлюпаю носом и оборачиваюсь, чтобы в последний раз глянуть на приют.
Четыреста пятая говорила, что я не должна считать «эту отвратительную дыру» домом. Каждый вечер, лежа рядом со мной под тонким покрывалом, уверяла, что выберется отсюда и обязательно возьмет меня с собой ‒ в лучшую жизнь.
В итоге первой это место покидаю я. И… не забираю ее с собой.
Как же я буду жить без Четыреста пятой?