Словно резонируя дрожью от этих проникновений, Дайан сжимал зубы, чтобы смолчать, но остановить их было нельзя. Крики. Они жили отдельно от него, сами по себе, коротко и зло вырывались из горла.
Сойер ещё улавливал первый толчок в плечо, которым Дайан просил его сбавить обороты. Но он заводился и хотел большего. Он хотел Дайана. Хотел войти так, чтобы тот потерял способность сопротивляться и двигаться вообще. Сойер начинал рычать на низких вибрациях.
Кровь Дайана просачивалась и текла между его кожей и ртом Джона.
Тело Дайана боролось. И если тот сам осознанно ложился под него, не сопротивляясь, то его инстинкт самосохранения, предполагая летальный исход подобных развлечений, бил тревогу.
Сойер приходил в себя от сильного удара в голову, словно выныривая на поверхность. Медленно и тяжело он поднимался над Дайаном. Осматривал его пьяным взглядом.
Проходили секунды.
Дайан видел, как меняются его глаза. Едва уловимая судорога затихающей агрессии, сожаления и сочувствия сводила его рот и кожу на переносице.
Джон наконец соображал, в каком состоянии лежит под ним Дайан: безобразно искусанный и на залитой мягкими свежими пятнами крови простыне. И, похоже, что все силы у того ушли в отрезвляющий удар.
«Дайан, прости меня», — тихо говорил Джон, касаясь и оглаживая ему пальцами впадину ключицы.
Дайан делал глазами вбок движение «да всё в порядке», возвращался. Смотрел, как, разведя средний и указательный пальцы буквой «V», Джон вкалывает в них острия клыков. Потом вкладывал пальцы Дайану в рот. Тот их обсасывал, понимая, отчего Джон прикрывает глаза, окуная пальцы в горячее и мокрое тепло его рта. Ну а когда Сойер раскрывал глаза, Дайан становился ещё требовательнее.
Кровь Джона возвращала его коже гладкость и блеск. И запускала возбуждение до ранее не достижимых высот. Её землистый вкус стал для Дайана Брука дразнящим и необходимым.
Дайан смотрел на Джона широко раскрытыми, переливающимися глазами.
«Бог мой, как ты красив», — говорил он.
Сойер коротко улыбался, скусывал губы: «Это всего лишь моя кровь в тебе».
«Вовсе нет», — не соглашался Дайан. Восприятие образа Джона им было самостоятельным. Но кровь вампира возбуждала его и излечивала раны. И она позволяла Дайану не бояться и не сбавлять оборотов перед предчувствием боли, потому что с нею та не была конечной.
Дайан впускал руки Джону в волосы, сжимал их в пальцах. Потом переворачивался и усаживался сверху. Оглядывал, откинувшись.
Тело Джона светилось в тёмных простынях.
Поменять цвет белья было практичной идеей, потому что только в таком случае стирка могла справиться с наглостью кровавых пятен.
Светились и его глаза прозрачным ледяным огнём. И матово, сквозь цвет крови Дайана, светились клыки.
Дайан склонялся к его лицу, замирал губами у самого тонкого рта.
Джон, приподняв голову, дотягивался до его губ, целовал, обеими ладонями оглаживая шею, лопатки, спину. Сминал ему ягодицы, проскальзывал пальцами между, задерживаясь на горячем и сжимающемся при прикосновениях проходе.
Поцелуи без крови или без её предчувствия совершенно изгладились из памяти Дайана. Эти же — острые, вылизывающие и подчиняющие — заставляли его самого прокусывать губы Джона.
В первое время секс у них был хаотичным, быстрым и захлёбывающимся, имевшим целью как можно скорее напиться, овладеть, смирить тоску, что мучила обоих на расстоянии. Потом начала проступать система. Оба составляли представление друг о друге, о пристрастиях и желаниях. Появилась гармоничность и связность действий. Джон подчинял, Дайан подчинялся. Дёргался временами, но всё же подчинялся.
Джон видел, как искажается лицо Дайана, пока, направляемый им же самим, член Сойера заскальзывал в него. Сам же он поднимался в бёдрах и стаскивал его на себя. Джону нравилось то, что он видел.
Дайан, пробираясь через спазмы и раздвигающую боль, медленно опускался вниз. На его твёрдый и настырный член. Афродизиак в крови Джона делал Дайана выносливым и чувственным, почти безрассудным и принимающим.
И когда оставалось совсем немного, когда Дайан снова склонялся к нему, опираясь локтями на грудь, Джон рывком добирался до конца.
Дайана разгибало и подкидывало в тонком натянутом стоне.
Джон замирал, чувствуя, как набирается жадной похотью, поднимал подбородок и принимался сильно и глубоко драть Дайана, стаскивая его на себя за бёдра.
Дайан почти погибал на нём. Сквозь сбитое дыхание, стоны и взрыки его словно уводило и сносило волной, но Джон удерживал его на себе, пока тело Дайана не смирялось, а сам он не входил в расслабленное возбуждённое состояние полной отдачи.
Кончал Дайан много и лестно для Джона Сойера.
Но лучше всего он кончил тогда, когда бесконтрольно обронил, упав сверху, выдохнул ему прямо в рот: «Я люблю тебя».