— Давай, Юрик, чуть левее отклонись. Открой её… чтоб крупным планом… вот так…
Ненавижу вас, ненавижу! Глотая слезы, я проклинала их всех и умирала от стыда, позора и унижения.
А потом… потом жгучая боль заполонила всё тело…
7
Сколько длилась эта пытка — не знаю. В какой-то момент я просто потеряла счёт времени и как будто выпала из реальности. Это не был обморок, скорее, какой-то полусон-полубред. Я читала, что человеческий мозг так устроен, что иногда в пик наивысшего страдания перестаёт воспринимать действительность. Такой вот своеобразный защитный механизм, чтобы не сойти с ума. Так и случилось: мне казалось, что это происходит не со мной. И вновь понимать происходящее я стала, когда уже всё закончилось.
Словно выбираясь из тяжёлого вязкого тумана, я приходила в сознание. Кто-то отвёл меня в ванную, кто — я уже не различала. Их лица попросту слились в бесформенные пятна. И даже знать не хотела, кто из них был тот «Юрик». Казалось, что так будет ещё тяжелее и гаже. Хотя куда уж гаже.
Под душем я просидела около получаса, сделав воду почти нестерпимо горячей, как будто хотела выжечь чужие следы с кожи. Кто-то звал меня, вламываясь в ванную, тормошил, торопил — я не реагировала.
В голове вяло шевелились мысли: что теперь будет? Не выпустят же они нас после того, как опоили и изнасиловали. Они же понимают, что мы пойдем в милицию, всё расскажем и их посадят. Всех до одного. Мы же их видели. Пусть я не знаю, где мы сейчас находимся, но офис мерзкого Антона я укажу сразу. А через него нетрудно будет выйти и на остальных.
Конечно, это понимают и не допустят этого. Поэтому попросту нас отсюда не выпустят. Будут держать в подвале, насиловать дальше или убьют? Наверняка убьют в любом случае, только неясно: сразу или сначала вдоволь намучают? Лучше уж сразу. Если честно, мне и самой жить в тот момент не хотелось. Я даже не представляла, как после такого можно жить. Так что пусть. Только бы не мучили…
А, может, получится сбежать, противоречиво всколыхнулась во мне надежда. От их чая с таблетками, или что там нам подмешал этот урод Антон, тело всё ещё не слушалось, руки-ноги были как ватные, да и голова соображала туго, но мысль про побег засела во мне крепко, как будто и не я только что думала, что жить больше не хочу.
А как же Наташка? Её тогда совсем развезло. И где она? Что с ней? Как я могла о ней забыть!
Пошатываясь от слабости, я выбралась из ванной и на пуфике, рядом с полотенцем, обнаружила свою одежду. Она лежала аккуратно сложенной стопкой, как будто всё нормально, как будто здесь только что не произошло чудовищное надругательство. Почему-то эта мелочь неожиданно разозлила меня, нет, привела в ярость. И это вдруг придало мне сил. Слабость всё ещё сковывала движения, но уже гораздо меньше. Да и разум стал проясняться.
Я одевалась и бормотала шёпотом проклятья и ругательства. Надо же, какие заботливые мудаки! Я сейчас расплачусь от умиления. Сволочьё! Убила бы всех! И подонка Антона, и мерзкого старика, и лысого, и того урода, который меня насиловал, и ещё одного извращенца, который это всё снимал. Если удастся отсюда вырваться, я найду способ, как им всем отомстить. Только вот найду Наташку.
С таким настроем я и вышла из ванной, и меня сразу же препроводили в просторную комнату на первом этаже. Кажется, сюда нас привели вначале, здесь нас раздели. Точно — вон тот диван, на котором я… на котором меня… сволочи!
Да, злость определённо придавала сил и энергии. А, может, и действие их отравы постепенно выветривалось. Но если буквально полчаса назад я без поддержки и шага не могла шагнуть, то сейчас грубо оттолкнула мужика, по-моему, охранника, попытавшегося взять меня за локоть.
— Прочь, — зашипела я с ненавистью. Он бесстрастно повёл плечом и вышел в холл, бросив уходя:
— Жди здесь.
Ждать, когда эти извращенцы ещё что-нибудь придумают? Ну уж нет! Надо было найти путь, как отсюда сбежать.
Только он скрылся, я прошла к двери, которая, как оказалось, вела в следующую комнату. Дверь была приоткрыта, так что я тихо проскользнула туда.
В комнате я обнаружила троих: Антона, проклятого старика и ещё одного, того самого с блестящей лысиной, который вначале приказывал нас раздеть.
Они сидели в креслах за круглым столиком, что-то пили, ели, разговаривали. Точнее, старик и лысый вели беседу, Антон просто скучал, развалившись в кресле.
— По-моему, и это тоже получилось неплохо, — сказал лысый. — Но с колесами ты, Антон, перестарался. У этой лицо совсем дебильное.
— Ой да кто смотрит на их лица? Все в другое место смотрят, — хохотнул Антон.
— Ладно. Ну а с вашей девочкой, Ильмар, получилось, по-моему, хорошо.