Вот только Эвелин так не считала. Особенно после всего того, что им пришлось пережить вместе…
***
Время приблизилось к полуночи, когда Эвелин, уложив детей и поцеловав их напоследок, решила подняться к небольшой каморке, предварительно проконтролировав состояние младшего сына, который, несмотря на происходящий ужас, продолжал мирно дремать, не обременённый заботами и тяжёлыми мыслями. Счастливое дитя, которое даже понятия не имело, в какое непростое время оно пришло в этот мир.
Медленно и аккуратно поднявшись по холодным ступеням, Эвелин с присущей ей осторожностью открыла дверь, ведущую в каморку. В ней расположился Эмметт, уступив семье Эбботтов более удобное и защищённое помещение. Дверь, петли которой были предварительно смазаны, бесшумно распахнулась, впустив в небольшое тёмное помещение женщину. На едва уловимый шорох Эмметт отреагировал почти молниеносно, чуть ли не подскочив на старом просевшем матрасе.
Взгляд мужчины в ту же секунду устремился в сторону Эвелин, и хотя он мало что мог разобрать в темноте, то, что это именно она пришла, понял сразу же. Возможно, потому, что в глубине души ждал этого…
Как бы то ни было, что-либо предпринимать Эмметт не спешил, ожидая дальнейших действий женщины, которая, словно в нерешительности, застыла возле двери, безрезультативно вглядываясь в темноту.
Наконец, будто бы прочитав её мысли, Эмметт на ощупь отыскал зажигалку, и в следующую секунду раздался едва слышный «щёлк», а после появился и маленький огонёк. Когда же мужчина, действуя предельно аккуратно и тихо, зажёг несколько свечей, стоявших недалеко от его «постели», Эвелин наконец смогла увидеть его лицо: чуть посеребрённые сединой волосы растрепались и торчали во все стороны, густая борода выглядела небрежной, однако во взгляде нельзя было уловить сонливости или усталости.
«Не спал», — догадалась Эвелин, пробежав спокойным взглядом по лицу мужчины, невольно остановившись на его выразительных глазах, что в этот момент поблёскивали от огня.
Неосознанно сглотнув, Эвелин медленно прошла вглубь каморки, остановившись совсем рядом с матрасом, опустив напряжённый и несколько неуверенный взгляд на лежащего на нём мужчину, который по-прежнему не произносил ни слова — даже не двигался, продолжая сверлить Эвелин нечитаемым взглядом.
Когда же она, глубоко вздохнув, потянулась к рукавам платья, принявшись осторожно снимать его с себя, Эмметт и вовсе, казалось, окаменел. Нечитаемый взгляд выразительных голубых глаз приковался к женской фигуре, а потрескавшиеся сухие губы непроизвольно приоткрылись, словно мужчина намеревался что-то сказать.
— Эвел… — попытался вразумить её Эмметт, однако та не дала ему и слова выговорить, приложив указательный палец к губам, призвав тем самым к молчанию.
И в тот момент, Эвелин могла поклясться, она уловила во взгляде мужчины отголоски облегчения: будто бы он был рад тому, что она не позволила ему договорить.
Эвелин и сама не понимала, почему так не хотела слышать возражений Эмметта. Наверное, просто боялась, что его слова пробудят в ней угрызения совести, вразумят, вынудив почувствовать себя подлой и недостойной женщиной.
Боль утраты, раной оставленная на сердце, была ещё сильна, а она искала утешение в человеке, которого никогда не любила. Теперь же Эвелин нуждалась в Эмметте — в его обществе, в его теплоте, в нём самом. Он был ей нужен…
Решив проигнорировать секундный порыв развернуться и пойти к детям, забыв раз и навсегда дорогу до этого места, Эвелин, избавившись от платья и нижнего белья, осталась стоять полностью обнажённой перед поражённым и опешившим мужчиной.