— Ты… об этой марокканке? — осторожно поинтересовалась Мел.
— Да. Когда-нибудь я расскажу тебе все, и ты меня поймешь, но сейчас речь не о том. Если бы ты только знала, о скольких упущенных возможностях я жалею. Я боялся быть самим собой, боялся разозлить отца, боялся навредить тебе. Не нужно было ничего бояться, так я сделал всем только хуже, прежде всего, себе.
— Когда ты так говоришь, я чувствую себя виноватой за то, что просто родилась, — нахмурилась девушка. — Получается, что вы с мамой хотели как лучше для меня, сохраняя семью, а теперь мы несчастны все трое.
— Ну, что ты, ты здесь совершенно ни при чем, это наши ошибки и только, — утешил ее отец и замолчал ненадолго. — Там, в больнице, мне снились удивительные сны. В них я не был прикован к постели, я мог обойти пешком всю землю. Я садился в первую попавшуюся попутку без гроша в кармане и ехал, куда глаза глядят, а кругом кипела жизнь — весь этот удивительный мир был передо мной, как на ладони, и я думал: вот оно, счастье! А потом просыпался в этом никчемном увечном теле, видел над собой бледно-зеленые больничные лампочки на потолке и сожалел, что нельзя провести всю оставшуюся жизнь во сне.
— Папа, не говори так! — Мел стало не по себе от его слов. — Ты еще обязательно отправишься в путешествие, может, и не на попутке, но мир посмотришь.
— Это уже будет совсем не то, Мел.
— Мел, — в их беседу вмешалась Маиза, словно стоявшая все это время под дверью и ожидавшая подходящего момента, — я хочу поговорить с тобой, но сначала я скажу кое-что твоему отцу.
— Мама… — девушка инстинктивно сжалась, ей буквально показалось, что она стала меньше ростом в присутствии матери.
— Выйди и подожди меня, дочка, пожалуйста, — сеньора Феррас была непреклонна.
Лукас слегка кивнул дочери, будто говоря: «Иди, я с ней разберусь». Мел стрелой выбежала из комнаты к себе, не желая ни секундой дольше оставаться под испепеляющим взглядом Маизы.
— Что ты ей пропагандируешь? — возмущенно спросила Маиза мужа.
— Не понимаю, о чем ты.
— Ах, не понимаешь! — передразнила она его. — «Живи одним днем, жизнь так быстро проходит»…
— Но это так! — воскликнул Лукас. — Мне в свое время этого никто не объяснил, и я не жил — существовал, а теперь и подавно…
— Ну да, ну да, — с истерическими нотками в голосе проговорила Маиза. — Опять тоска по Жади. Так что же ты пасуешь, вперед! Если ваша любовь так велика, ей будет не в тягость возить тебя на прогулки и помогать одеваться. Или ты сам не хочешь представать перед ней в таком виде?
— Маиза, я уже сказал, что твои оскорбления меня не задевают, — поморщился он.
— Что-то не похоже. Ты не рассказал дочери, по какой глупости искалечил себя?
— Маиза, ты невыносима.
— Я всего лишь говорю правду, — она села к туалетному столику, открыла шкатулку с драгоценностями и принялась выбирать украшения на вечер, который собиралась провести вне дома — неважно, где, лишь бы не пребывать в атмосфере домашней суматохи. — Я единственная в этом доме говорю все, как есть, и кое-кого это сильно раздражает. В глазах Мел ты сейчас настоящий герой, любящий, понимающий отец, не как я — злая ведьма, разлучающая влюбленные сердца. Но ты даже на минуту не задумался о том, что я могу быть права.
— Чем тебя так оттолкнул этот Шанди? Насколько я помню, он неплохой парень.