— Знаешь, что?
— Что, милый?
— Я могу это сказать! И я могу п… пере… переспать с женщиной… с тобой на кухне! На столе! Прямо на тарелках!
Едва я договорил, как Софа засмеялась, а я раскраснелся и вжался в диван, закрывая лицо руками.
— Боже, что я сказал?!
— Ну конечно можешь! Ты всё-всё можешь, сладенький, ты мой маскулинный мужЫцкий мужЫк, — посмеивалась демон, приобнимая меня. — Хих, не могу, ты такой милый круглый пирожок.
— Почему я такой тряпка и мямля?
Она посмотрела на меня и уложила мою голову себе на плечо.
— Ну-ну, дорогой, ты не тряпка и не мямля. Ты просто очень приличный. Мы с тобой как будто из разных сословий. Я из низов, а ты из аристократичной семьи.
— Да так и было, — вздохнул я. — Архангелы, это то же, что и аристократы у людей.
— С пафосными приёмами?
— Мгм. Родители часто на них ходили со мной и Гавриилом.
— Ой, а как ты выглядел? Пухленький румяненький мальчик в шёлке и золотистой парче? — с интересом, без тени издёвки спрашивала девушка, обнимая мне живот.
— Да. Круглощёкий, с пузиком, с маленьким бантом-бабочкой и брюках на подтяжках.
Та аж пискнула.
— Мамочки, почему я тебя не видела, а? Так бы и потискала маленького толстенького тебя.
— Я был очень робкий.
— А сейчас нет? — я поджал край губ. — Извини, я не со зла, правда.
— Всё нормально. А ты какой была?
— Златовласой пухловатой девочкой. С цветными лентами в косичках, голубыми глазками, и в ярко-жёлтом платьице. Ты чего так смотришь?
— Почему ты ни разу не надевала платье? — пискнул я. — Ты была такой хорошенькой.
— Да, тогда ещё была. Переносимся к подростковому возрасту.
— Пухлый, веснушки, зажатый и ботан.
— Пухлая, кудрявая, вся в чёрном и нытик.
— Я так понимаю, не один я с детства пышечка? — невольно усмехнулся я, обняв её пузико.
— Понимай как хочешь, — буркнула она, смутившись.
— Буууууулочка, — довольно заулыбался я, прижимаясь к её бочку. — Плююююшечка. Ватруууууушечка.
— Хваааааатит, — передразнила она меня.
— Неееееет.
— Ну всёёёёёёё.
— Не всёёёёёёё.
— Рафи, я хочу есть.
— Но мы только поели… ай, неважно, я тоже захотел.
Мы чмокнули друг дружку, и достали из холодильника творожную запеканку со сгущенкой, эклеры и тортик. От запеканки я отказался, ибо творог немного недолюбливаю.
— Но она довольно вкусная, совсем не будешь? — уточнила Софочка, съедая кусочек.
— Нет, спасибо, кушай сама.
— Ладно, а тортик?
— А тортик можно, — облизнулся я. — И эклерчики тоже можно.
— На ночь?
— На ночь.
Она улыбнулась краем губ, придвинула ко мне сладкое, и протянула ложку. Я приступил к ужину, пока рядом уплетала своё Софа, периодически вытирая мне щёки и поглаживая живот.
— Аккуратнее, дорогой, — она чмокнула меня в левую, и облизнулась. — Какой вкусный.
— Хочешь? — я подцепил ложкой кусочек торта и протянул ей. Софа съела его и ещё раз облизнулась.
— Вкусненько.
— Давай ещё, открывай ротик.
Она съела половину торта, а потом мы с ней на пару съели большое блюдце эклеров. Софа тяжело охнула и улеглась на диван, поправив под головой подушку.
— Я объелась.
— Тяжело?
— Очень.
— Я тут это… можно?
— Можно — что?
Я сел рядом и опустил руки ей на пузечко, начав поглаживать и нежно мять его. Она закрыла глаза и тихонько простонала.
— Ммьфь… Рафи…
— Ты мурлычешь?
— Бывает иногда… ох, это так приятно… я теперь понимаю, почему ты просишь, чтобы я так делала… мф, бок болит…