— Ты куда? — с волнением сказал Рафи мне в спину.
— Пить, — ответила я потише, ибо голос начинал дрожать от обиды и стыда, а глаза неприятно защипало.
— София, вернись, — вздохнул Джеймс.
Я молча ушла сначала подальше, к толпе, а потом выскочила на улицу и пошла домой. Зачем это было сделано? Ему так надо было меня перед друзьями загнобить? Из груди вырвался всхлип. Вот блин. Я запрыгнула в автобус, доехала на нём до дома, и в квартире рухнула на кровать, стягивая джинсы и пытаясь успокоиться. Зачем я столько съела? Почему нельзя было догадаться, что он мне это из жалости разрешил? Я не только толстая, но ещё и тупая. Я сползла с кровати (или даже перекатилась, я ж просто рулон жира) и поплелась к зеркалу. Из-за слёз макияж размазался, и я выглядела так, будто панда с бодуна решила накраситься. Я смотрела на себя. Затем скинула рубашку и майку, оставшись в трусах и лифчике. Господи, что это? Округлые покатые плечи, пышные бёдра и руки, пухлый живот, огромная грудь, попа, даже кисти рук, и те пухлые! Я же вся пухлая и жирная. Откуда это всё взялось? Я же не так много ем, ну правда. Те тарелки в кафе — это от стресса, к тому же, я даже не заметила. И там много людей, не может быть, чтобы кроме меня никто не ел. Бледная кожа, по-моему дохерища целлюлита, я вся покрыта жиром. Я глянула в сторону весов. Ладно, добьём себя. Взвесившись, я молча пошла к кровати, рухнула в неё, и стала уговаривать маму родить меня обратно. Я раньше шутила, что пока вешу меньше 100кг, то всё зашибись, но сейчас это так себе утешение. Я огромная. Я ужасная. Джеймс был прав, да со мной рядом даже дышать отвратно, от меня ж наверняка потом за километр несёт. Боже, он же со мной на одной кровати спит, как он это терпит? Эти складки, эта мерзкая мягкость, этот… этот… жир. Мне так стыдно. Я нашарила на полу огромную футболку, в которой сплю, и надела её, натянув не менее огромные штаны, дабы не видеть в зеркале своей жопы и всего остального. И себя желательно тоже.
========== Ненавижу себя ==========
Вечером вернулся Джеймс. Я всё это время лежала, обнимая подушку, и ненавидела себя. Он видел, что я не сплю. Подошёл и сел рядом.
— Ты обиделась на меня?
Я помотала головой.
— Почему ты раньше не сказал, что я такая мерзкая и такая толстая?
— Потому что раньше ты такой не была. Все сладкоежки рано или поздно поправляются, на Рафаила глянь хотя бы.
— Так он высокий, у него это даже мило выглядит, а не так жутко, как у меня! Я мелкая и жирная!
— Соф, — он погладил меня по макушке. — Ты устала, день был долгим. Ты ела, когда пришла?
Я опять помотала головой. Он протянул мне небольшой контейнер.
— Марго попросила взять тебе что-нибудь. Я захватил салат.
Я глянула на контейнер. Приподнялась.
— Я не голодная, — сказала я, удаляясь в ванную, дабы смыть остатки раскраса боевой бухающей панды и стараясь не обращать внимания на желудок, который отчаянно требовал еды.
На следующий день я притащилась на работу. В мой любимый книжный магазин. Я мало того, что толстая и мелкая, так ещё и в очках. Я сидела за кассой, уныло рассматривая полки с журналами, как тут прямо передо мной из неоткуда нарисовалось румяное личико с золотой чёлкой и голубыми глазами.
— Привет, — сказал Рафи.
— Ты откуда… не пугай так, — сказала я, хватаясь за сердце, которое крылось где-то там глубоко под слоями жира. — Привет.
— Я не хотел пугать, извини. Ты как?
— А как? — не поняла я.
— Ну ты вчера такая грустная была. А уходила вообще в печали. Что у вас там с Джеймсом происходит?
Я глянула ему в лицо и поджала край губ.
— Ты не обижайся, но это слишком личное, — сказала я, ибо говорить, что я оказалась ненасытной толстой бабайкой мне было дико стыдно.
— Ой, да, конечно, — закивал ангел. Потом он уставился мне в глаза. — Софа.
— Что?
— Я могу помочь?