Внутри было просторно. Весь шатер, в котором ютились рабы, запросто уместился бы в одном углу. Вместо коптящих факелов, под высокой крышей неспешно кружили сферы, испускающие мягкий теплый свет, а вместо голой земли — ровный настил.
Вещей здесь было совсем мало. У самого входа умывальник и вешала. Слева — пара плетеных стульев, круглый стол, на котором лежало небрежно брошенное оружие, какие-то карты, пустой кубок с остатками рубиновой жидкости на дне. В другой стороне ложе, застеленное звериными шкурами, да плетеный походный сундук. Вот и все. В дальней части шатра был виден еще один полуспущенный полог, но что за ним, Ким рассмотреть не смогла.
Она прошла немного вперед и остановилась, не зная, куда себя девать. Вокруг все чужое, позади Хасс. Причем злой Хасс. Казалось, что даже воздух вокруг него искрится и колется. Немного подумав, Ким отступила от него еще на пару шагов. Она помнила, каково это, когда звериный взгляд затягивает ночь, способная причинить боль.
Хасс подошел к постели, раздраженно сдернул одну из шкур и осмотрелся:
— Спать ты будешь…
Проклятье. Куда ее положить, чтобы под ногами не путалась и не мешала? Вариант с землей он отмел сразу. Не хватало еще застудить девку. Класть к себе под бок — исключено. Это слишком…просто слишком.
Выбор остановился на сундуке. Он широкий, крышка плоская, по длине такой, что коротышка Ким сможет вытянуться в полный рост.
— Твое место теперь здесь, — бросил шкуру поверх сундука, — ложись, и чтобы я до утра ни звука от тебя не слышал.
Сдержанно кивнув, Ким направилась к своему новому ночлегу, выделенному щедрым хозяином.
Главное не смотреть на него, и голову не поднимать! Иначе заметит, что щеки пылают алым. Одна мысль о том, что теперь придется ночевать вместе с ним, наедине, вызывала протест. Да лучше было в драном шатре с рабынями, чем здесь! Жестко, пыльно и пахло потом, но зато янтарные глаза не смотрели в упор, будто пытаясь пробиться внутрь, разворошить все там. Хотя чего врать, и так все разворошил, потому что помимо разочарования и внезапной злости, Ким чувствовала смятение. Странное, обжигающее, острыми когтями пробирающееся вдоль ребер.
— Что это? — внезапно спросил Хасс, заметив серые замызганные тряпки.
— Ничего, — Ким попыталась спрятать руки за спину, но кхассер, не церемонясь перехватил, крепко сжав запястье.
— Если я задаю вопрос, то ты отвечаешь. Сразу и по делу.
— Все в порядке. Просто немного натёрла, когда работала, — жаловаться она точно не станет. Не дождется! — ой!
Он бесцеремонно сдернул тряпицу и, легко удерживая, развернул ее руку ладонью кверху. Уставился на обожжённые красные пальцы, на рубцы, трещины и набухшие пузыри. Потом медленно поднял на нее взгляд:
— Это, по-твоему, в порядке?
— Д-да, — заикаясь подтвердила она, — пройдет. Скоро.
В этом она очень сомневалась. Руки выглядели так, что хотелось плакать, а завтра снова предстояло стирать.
— Ты же лекарка, — ухмыльнулся он, — помогла бы себе.
— Я не умею…себе, — призналась она, вытягивая ладонь из его захвата, потом угрюмо добавила, — я вообще почти ничего не умею. Один раз только лечила. И то случайно.
Он ее уже не слушал. Открыл сундук, скинув, едва постеленную шкуру, покопался там и достал две бутылочки. Одну побольше в темном стекле, вторую маленькую светлую.
— Иди сюда, — зубами вытянул тугую пробку и сплюнул ее в сторону. По шатру тут же разнесся резкий, горьковатый запах трав, — давай руку.
Что-то подсказывало, что лечение кхассера будет не из приятных, поэтому Ким не спешила исполнять его приказ. Подозрительно принюхивалась, пытаясь определить, что это за эликсир, но ее познания в травничестве были слабыми, а Хасс не любил, когда его заставляли ждать. Он шагнул к ней так стремительно, что Ким не успела даже отшатнуться, схватил за запястье и щедро плеснул на кожу.
Ей показалось, будто кисть опустили в котел с кипящем дегтем. Больно и горячо. Ладонь тут же покрылась бурой пеной. Пузыри надувались, лопались и снова надувались.
Она зашипела от боли, попыталась вырваться, но Хасс держал словно в тисках.