Я не уверен, зачем напоминаю об этом себе снова и снова. Возможно, потому что мне нужно напоминание. Нужно для того, чтобы перестать пялиться на её изящную фигуру. Или таять от её чарующей улыбки под впечатлением от исходящей от неё силы.
В итоге я решаю снова забраться на Киллиана. Не за чем перенапрягать ноги в самом начале пути. К тому же я зачем-то же взял с собой этого оленя — не для того, чтобы идти рядом пешком.
Устроившись в седле, я протягиваю руку Кейлин.
— Ни за что.
Поджимаю губы, обдумывая, стоит ли мне с ней спорить. Но понимаю, что нет.
На Киллиане я проезжаю ещё два километра галопом, Кейлин не отстаёт, но её движения какие-то странные. Постепенно становится всё заметнее, что она хромает. И вдруг я вижу, как она касается рукой бедра, и на её ладони остаётся кровь.
Я немедленно останавливаю Киллиана.
— Когда ты успела пораниться?
Она пожимает плечами, продолжая бежать.
— Кейлин!
— Во время схватки с наёмниками. Видимо, из-за гонки рана открылась. Ничего страшного.
— Быстро залезай на оленя!
Она прочищает горло, её зубы стиснуты, руки скрещены на груди.
Я качаю головой и спрыгиваю на землю.
— Ладно. Тогда ты езжай, а я побегу.
— Я не заберу у тебя оленя.
— Ну а я не позволю тебе бежать дальше, истекая кровью. Так что либо ты едешь со мной, либо мы разбиваем здесь лагерь на ночь.
— Ещё даже полудня нет, — она раздражённо вскидывает руки.
— Что ж, это будет чертовски длинная ночь.
— Ты такой упрямый.
— Шутишь, что ли? — моргаю. Это я упрямый?
Она ухмыляется, закатывая глаза.
— Ладно! Поеду я на твоём чёртовом олене. Но рана пустячная, честное слово.
— Так дай ей время зажить.
У меня мелькает мысль, что я мог бы исцелить её. Но это такой интимный процесс — моя магия, буквально моя сущность, входит в тело, заживляя рану изнутри, — что я не уверен, готов ли пойти на это с Кейлин снова.
В тот первый раз я ненавидел её. И не понимал своего иррационального желания защитить её, не осознавал её значимость для меня. Но теперь мне известна причина, и от этого только хуже.
Она моя истинная.
Пара, выбранная моей магией. Я слабо понимаю, что это значит, и оттого ещё страшнее. Особенно потому, что речь идёт о той, с кем я не могу быть вместе. По ряду причин.
Так что теперь, когда я знаю правду — и простил ей то, чего не прощают: убийство моего брата, — я не знаю, могу ли позволить себе оказаться рядом с ней в столь уязвимом положении вновь. Даже если это всего лишь царапина.
Я с лёгкостью взбираюсь обратно на Киллиана и протягиваю ладонь Кейлин. Она принимает руку, не глядя мне в глаза, и запрыгивает в седло позади меня.
Она пытается отсесть как можно дальше, но при первых же движениях Киллиана седло наклоняется, и Кейлин соскальзывает вплотную ко мне. Её грудь на несколько секунд прижимается к моей спине. Её ворчливый стон вызывает у меня усмешку.
Она неохотно кладёт руки мне на талию, и моё сердце пропускает удар. Я чувствую жар её кожи.
— Так нормально? — спрашивает она.
— Да, — легко бросаю я, хотя внутри весь напряжён. Я как будто вот-вот взорвусь.
Мы с Кейлин провели много времени вместе на Испытаниях, но тогда, при всей нашей уязвимости, мы едва ли были так близко физически. Никогда не прикасались друг к другу, если этого можно было избежать.
«Она не останется в мире фейри», — напоминаю себе.
Мои противоречивые чувства к ней роли не играют. Я не могу испытывать влечение к ней, мне нельзя хотеть её. Потому что, если мне повезёт, то в ближайшие дни я попаду в Выжженные земли, а когда я вернусь, ей придётся вернуться в мир людей.
Это нестрашно. Если только я не успею привязаться к ней.
Будущее, которое предопределила нам магия, никогда не наступит. И только от нас зависит то, сколько боли нам принесёт расставание.