По крайней мере, мне никогда больше не придётся иметь дело с одержимыми взглядами Педерсена, преследующими меня повсюду. Я никогда не услышу презрения графини. Я двинулась быстрее.
Когда я добралась до дна тёмного сырого колодца, служившего подножием башни, у меня перехватило дыхание. Дверь была всё ещё там, где я её помнила, но годы отразились на ней. Когда я потянула за ручку, она с треском отломалась, оставив меня в ловушке внутри.
Все должны быть далеко отсюда, в главной части замка. Мне придётся рискнуть и немного пошуметь. Я резко развернулась и ударила ногой в дверь, и та раскололась. В двери появилась огромная дыра, через которую хлынул ночной воздух. Ещё один удар ногой, и я смогу смести разбитые остатки старой двери с моего пути, смогу выйти и глотнуть свой первый вздох свободы. "Должно было светить яркое солнце и играть торжествующая музыка, — подумала я, — а не холодный, пронизывающий ветер и темнота". Но мне вполне хватит и того, что у меня есть.
Дверь приоткрылась, явив узкий клочочек земли, возвышавшийся над утёсами. Итальянцы, как правило, строили свои замки на горных плато, чтобы отбиваться от мародёров из соседних городов-государств, и этот город не был исключением. Если я поверну налево и пойду по тропинке, то окажусь во дворе, на виду у всех жителей. У меня не было другого выбора, кроме как повернуть направо и попытаться спуститься по скалистым выступам на более безопасную тропу, которая уведёт меня из моей тюрьмы.
Я вышла из тени, направившись к скалам, когда мясистая рука схватила меня за запястье, сжав так сильно, что я издала тихий, предательский звук боли. Педерсен. Ему всегда нравилось причинять мне боль, и он гордился тем, что я никогда не позволяла ему этого видеть, никогда не издавала ни звука. Что ж, возможно, мой крик станет прощальным подарком ему.
— Куда это ты собралась?
Я ничего не ответила. Это было само собой разумеющимся, но я научилась следить за своим языком в присутствии Педерсена. У него был злобный характер, несмотря на жуткую, навязчивую бдительность, которая наводила на мысль о чём-то гораздо более тревожном, чем желание причинить мне боль.
— Думаешь, что сможешь избежать своей участи?
Он так крепко сжимал моё запястье, что кости скрежетали друг о друга, и это было мучительно. Почти двадцать лет этот человек мучил и мучил меня. С меня было довольно.
— Я могу убежать от тебя, — сказала я неразумно.
— Нет, — его отрицание было хриплым, гортанным. — Ты не пойдёшь с ним.
— Ты прав. Но и здесь не останусь. Отпусти меня, Педерсен. Или я тебя заставлю.
Он ударил меня. Мне следовало бы этого ожидать, он делал это достаточно часто. Однажды он сломал мне скулу, а в другой раз челюсть. Я всегда исцелялась с неестественной быстротой и никогда не задумывалась об этом.
Этот удар заставил меня увидеть звёзды, но он не сокрушил ни одной кости. Я моргнула, пытаясь восстановить равновесие. Я не должна была позволить ему поступать так со мной, напомнила я себе, качая головой. Больше никогда.
Я посмотрела в его бледные глаза и поняла, что на этот раз он меня убьёт. По какой-то причине ему не нравилась моя отсрочка, и, несмотря на задумчивые взгляды и его склонность придавливать меня всякий раз, когда он мог, он явно не представлял себе счастливого будущего со мной. Я бросила взгляд поверх утёса. Скалы внизу были изрезанными, и если повезёт, я ударюсь головой, мгновенно отключусь, и мне не придётся страдать.
Я решила, что мне нечего терять.
— Почему ты хочешь убить меня, Педерсен? Ты был моим наставником, моим учителем. Почему ты хочешь всё это уничтожить?
Ублюдок снова ударил меня, и я споткнулась, но тут же выпрямилась. Он даже пользовался левой рукой. Правая рука наверняка разбила бы мне лицо.
— Никто тебя не возьмёт, — сказал он и потащил меня прочь от стены.
— Даже ты?
И это сработало. Он замер, слова были настолько шокирующими, что он не мог пошевелиться. Но я могла.
Я резко дёрнулась, ударив в мягкое место между его ног, и он закричал, отпуская меня и опускаясь на колени на узком выступе. Он оказался более выносливым, чем я думала. Едва я успела сделать два шага к скалам, как он схватил меня за лодыжку, и я упала. Он попытался прижать меня к земле, но у меня в запасе имелось несколько трюков. Я молниеносно сместилась, выступив против его тяжёлого веса, и со всей силой сбросила его.
Он кричал весь полёт вниз к изрезанным скалам, и я услышала глухой удар, когда он приземлился.
Я лежала совершенно неподвижно. Было слишком темно, чтобы видеть так далеко, и Педерсен больше не издавал ни звука. Он был мёртв, и эта мысль была странной и тревожной. Я только что убила человека. Кого-то, кто заслужил это во стократ больше других, но всё равно, это тревожило.
Моё лицо онемело от его ударов. В течение нескольких коротких часов у меня проявятся замечательные синяки, а потом они исчезнут, благодаря моим способностям к регенерации. Не то чтобы меня заботило, как я выгляжу. Я вскочила на ноги, отступила от края обрыва и обернулась.
Чуть поодаль стоял мужчина, наблюдая за мной. Михаил.
— И давно ты там стоишь? — требовательно спросила я.
— Некоторое время. Ты хорошо поработала с этим кретином. Это он тебя тренировал? — его роскошный несравненный голос прозвучал не более чем чуть любопытствующим.