— Ты сам сказал, что он у тебя просто так валялся. Будем считать, что ты его отдал бедной студентки в качестве гуманитарной помощи.
— Ах ты маленькая стервочка! — он рассмеялся. — Невинная овечка, скромная простушка, а ты еще та овца.
— Овца? Я тебя не оскорбляла.
— А это не оскорбление. Знаешь, я люблю баранину. Особенно, вкусно приготовленную.
— Угрожаешь?
— Предупреждаю. Ладно, не могу я на тебя злиться. К тому же я тебя сегодня подставил. — А если не подставил бы, тогда что? — Пришлось бы тебя по носу щелкать и ставить на место. Чисто в профилактических целях.
— Я против этого. Не хочу, чтоб меня кто-то учил.
— Так, принцесса недовольна.
— Думаешь, что я сорвусь с крючка?
— Не сорвешься. Пока я тебя сам не отпущу. Но мне не нравится твое плохое настроение. Завтра пообедаем?
— И это поднимет мне настроение? — Поднимет.
— Нет. Я завтра не могу.
— Обещала братьев с секции забрать? — весело спросил Борис.
— Нет. Просто не хочу.
— Хорошо. Давай тогда поступим иначе. Завтра мне нужна твоя помощь. Посидишь за столом и поиграешь в куклу. Вот только не надо говорить, что ты не кукла.
— Ты меня куда-то тянешь и куда-то в плохое.
— Конечно. Я тебя хочу плохому научить, — весело сказал он. — Чего молчишь? О чем думаешь?
— Как от тебя избавиться.
— Пожалуйся папе. Я серьезно. Подойди к нему и скажи, что я к тебе пристаю. Так и скажи, меня домогается хрен старый, извращенец. Разводит на фоточки за телефоны и деньги. Чего смеешься?
— Я не могу.
— Почему?
— Потому что не могу такое сказать. Мне стыдно.
— Чего стыдного, принцесса? Стыдиться нечего. Или ты не хочешь наши отношения прерывать? Не волнуйся. В воскресенье я тебя все равно зацелую. Но папе скажи про меня.
— Не буду. Ничего не буду.
Он опять рассмеялся, а я повесила трубку. Разговаривать с ним больше не хотелось. Мне ничего не хотелось. Я уже жалела, что взяла у него телефон, что целовалась с Борисом. А всего-то поддалась порыву.
Нужно было попросить прощения у родителей. Сказать, что больше такого не повторится. Ведь вместо того, чтоб оправдываться, я молча слушала, как они меня ругают. Выбравшись из кровати, я вышла в коридор. Прошла на кухню, но не дошла до нее, остановившись около комнаты родителей, где разговаривали мама и бабушка. Иногда слово вставлял папа. Прям семейный совет, на котором не было лишь меня.
— Я говорила, что ничего из нее не получится, — сказала бабушка. — Надо было ее в детский дом отдать.
— Мам, перестань, — попросила ее моя мама.
— А чего переставать? Мы все знали, что из нее ничего не выйдет. Я вас предупреждала. И что вы мне говорили? Гены не станут помехой. Главное воспитание. Но сколько волка ни корми — он все равно будет в лес смотреть. Так и с ней.
— Ира один лишь раз ошиблась, а вы ее в шлюхи записали, — заступился папа. — Ей уже двадцать три года. Должен же у нее кто-то появиться. Или вы хотите, чтоб она всю жизнь была одна?
— Если бы это был хороший человек, то она бы нас познакомила, — выдвинула аргумент мама.
— Ее своеволие проявилось, когда она в Москву на полгода укатила. Рассказала нам красивую сказку, что на фабрике печенье упаковывала, а на деле стояла на панели. Вот поверьте мне, — сказала бабушка. — Но достаточно одного раза попробовать, чтоб привыкнуть. — Эх, как бы мы ни пытались…
Я не стала дослушивать. Вернулась к себе в комнату. Крутилась по кругу, как по клетке. Мне было так противно от всего услышанного, что мне начало казаться, что меня сейчас всю разорвет на части. Почему они так обо мне думали? За что? Почему сразу в проститутки записывать?
Раздался стук в дверь. Первым желанием было ответить грубо, но не так воспитали. Я открыла дверь.