— Благодарю, уважаемый. — ответил хозяину. — Буду их брать! И не подскажете, что у вас в чай добавлено?
— Так это пятая настойка из «Душистых Напитков», — шустро снимая с меня ботинки и упаковывая, заметил Бринжка. Мальчишка подмастерье, бросившийся было помочь, получил от хозяина лишь отгоняющее шиканье. — Дней пять назад с Арсином туда ходили, я, право, устал в тот день и рано ушел, а друг мой остался. И до сих пор нет его. — с некоторой долей раздражения добавил мужчина.
— И часто ему свойственны подобные загулы? — как бы невзначай уточнил, доставая золотые.
— Ну… — Бринжка задумчиво почесал затылок. — Может выпить. С каждым бывает, чего уж. Но через два дня придет, как ни в чем не бывало. Да и корабль его дня три назад отплыл. У меня кожа верская закончилась, а он… Конечно, бывает память подводит, и он дни меняет местами… но …
— А могло с ним что приключиться? — этого вопроса мой собеседник не ожидал. Мысли, ранее не рождавшиеся в его голове, теперь отчетливо мчались по всей ширине круглого лица.
— Не подумал, — хозяин обратил озабоченный взор на меня, — А могло, господин околунный?
— Не знаю, но могу расследовать, — очаровав его своей улыбкой, не замедлил я с ответом. Зубы мне белили в Услиских краях. Недешевое удовольствие, но улыбка моя топит сердца. Проверено на девах…»
Ага, как же, топит всех… Тебя одного, Джорджи, и топит…
«…
— Расследовать… — хозяин кинул взгляд на золотые, полученные от меня и теперь мирно лежащие на столе. — А говорят околунные дорого берут? — два противоречивых начала боролись в нем: жадность купца и тревожность за друга.
— Как посмотреть… Что важней, мистер Бринжка, жизнь Арсина или звон золотого?
— Жизнь? — мужчина встрепенулся, достал из кармана платок и начал с силой тереть вспотевший лоб. — Матерь Руфь, сколько золотых хотите столько и отдам!
— Настоящий околунный агент просит награду только после раскрытия дела. Я наведу справки. Если Ваш друг напился где — денег не возьму, если что серьезнее, после обговорим.
Лавку покинул с поистине довольной улыбкой на устах. При мне разом оказались и новые ботинки, и дело. Нельзя не отметить — жизнь баловала меня. Не успел я, не моргнув, закрыть одно преступление, как тут же прилетела новая тайна. Кое-какие догадки щекотали голову, но раскрывать их не будем. Дадим нашему дорогому читателю шанс поразмыслить наравне с настоящим околунным…»
— Чтоб тебя, Джорджи! — вслух возмутилась я. — Читатель хочет получить короткий и конкретный отчет! — ящик снова шелохнулся.
Фей нетерпеливо погладил меня по животу, намекая продолжить чтение.
«…Городок Алони, в стенах которого разворачивается моя история, небольшой, не сравнить с размерами одной из столиц. А они все до единой, ох, как прекрасны. Каждая сравнима с юной девой в самом расцвете…»
— Ну вот что за извращенец мой напарник…
«…Внутри городка я успел присмотреть нескольких носителей всякого рода слухов, чужих разговоров и еще массы информации по странности не смешивающейся в их головах в винегрет.
Были те, чьи потоки речи шли с ними с самого рождения и составляли их природное естество, как например у хозяина трактира, в котором я остановился. Стоило навести его на нужное слово и водопад сведений немедленно обрушивался на вас. Но, обладая значительным опытом, я вылавливал из реки только нужных мне золотых рыбок. Надеюсь, мои сравнения понятны дорогому читателю…»
— Он мечтает, что однажды из его отчетов составят мемуары и прославят его околунное имя, — улыбался как-то Нил, сидя рядом и заставляя меня читать вслух про еретические прогулки Джорджи с лепреконами. И, кажется, он как в воду глядел.
«… Но есть и те, как и в любом городе, что из слов чеканят золотые. В Алонии таковой являлась мадам Рамели, владелица лавки цветов. С виду приятная и завлекающая, но с хитрыми бегающими глазами, которые за секунду оценивали увесистость твоего кошелька. Ведьма, отошедшая от дел.
Данным барышням я никогда не доверял. Как гласит одна старая, не слишком изящная, но верная поговорка:
«Обратить благородную даму в лютую ведьму не сложно, стоит лишь мужу ее пойти не туда, в чужие, кхм, углубиться леса… Но обратно вернуть ведьме дамственность, увы, не способны века!»