Он закатывает глаза в той измученной манере, которая так напоминает мне Хелену. Но его улыбка, та, которую я искала раньше — вот она. Наконец-то. — Тогда очень хорошо. — Не отпуская меня, он встает и несет меня на руках до самого входа.
Я прячу лицо в его шею, гудящую от тепла и чего-то ещё, незнакомого и неопознаваемого.
Глава 11
Две недели назад
Мне звонят в среду вечером, перед ужином, но уже после возвращения с работы.
В течение всего разговора я сохраняю удивительное самообладание: Я охаю и ахаю во всех нужных местах; задаю уместные, важные вопросы; даже не забываю поблагодарить звонившего за то, что он поделился со мной новостями. Но после того, как мы оба положили трубку, я полностью теряю самообладание.
Я не звоню Сэди. Я не пишу Ханне в надежде, что у неё есть прием в брюхе какого-нибудь северного кашалота, где она сейчас живет. Я бегу наверх, едва не спотыкаясь о ковры и мебель, которая принадлежала семье Хардингов на протяжении пяти поколений, и, оказавшись перед кабинетом Лиама, распахиваю дверь без стука.
Оглядываясь назад, могу сказать, что это был не самый вежливый момент. Как и следующий, когда я подбегаю к Лиаму (который разговаривает по телефону у окна), обхватываю его за талию, совершенно не обращая внимания на то, что он делает, и кричу:
— Я получила её! Лиам, я получила эту работу!
Он не пропускает ни одного мгновения. — На должность руководителя группы?
— Да.
Его ухмылка ослепительна. Затем он говорит: — Я вам перезвоню, — тому, кто на линии, полностью игнорирует тот факт, что они отвечают: — Сэр, это дело первостепенной важности, — и бросает телефон на ближайший стул.
Затем он обнимает меня в ответ. Он поднимает меня, как будто он слишком счастлив за меня, чтобы даже подумать о том, чтобы остановиться, как будто этот телефонный звонок, который только что был у меня и который изменил мою жизнь, изменил и его, как будто он хотел этого так же сильно и так же сильно, как и я. И когда он кружит меня по комнате, один-единственный, идеальный вихрь чистого счастья, именно тогда я понимаю это.
Насколько я невероятно, полностью пропала для этого мужчины.
Это длилось неделями. Месяцы. Шептало мне на ухо, подкрадывалось ко мне, било меня по лицу, как поезд по железным рельсам. Оно стало слишком грозным и ярким, чтобы я могла его игнорировать, но это нормально.
Я не хочу его игнорировать.
Лиам ставит меня на ноги. Его руки задерживаются на мне, прежде чем он делает шаг назад: одна рука проводит по моей руке, другая откидывает прядь волос с виска за ухо. Когда он отпускает меня, я хочу последовать за ним. Я хочу умолять его не делать этого.
— Мара, ты фантастическая. Великолепна.
Я чувствую себя фантастической. Я чувствую себя великолепной, когда я с тобой. И я хочу, чтобы ты чувствовал то же самое. — Я явно заслуживаю того, чтобы выбирать, что смотреть по телевизору сегодня вечером.
— Ты выбираешь, что смотреть по телевизору каждый вечер.
— Но сегодня я действительно заслуживаю этого.
Он смеется, качая головой, не сводя с меня глаз. Время тянется. Тяжелое, сладкое напряжение сгущается между нами. Я хочу поцеловать его. Я хочу поцеловать его так, так сильно. Должна ли я попросить его? Оттолкнет ли он меня? Или он подтолкнет, прижмет меня к своему столу, развернет и прижмет к себе, положив руку мне между лопаток, и прошепчет "Наконец-то", "Не шевелись", "Давай отпразднуем" и…
Нет. Стоп.
Я охаю. — Боже мой, как ты думаешь, что сейчас делает Шон?
— Плачет в ванной, я надеюсь.