Акушерка приказала мне встать позади Марии, поддерживая верхнюю половину ее тела в колыбели моих рук. Она сказала, что Марии будет легче рожать в этом положении. Мой Ангел тяжело прижался к моей груди, ее голова запрокинулась мне на плечи. У Марии прерывистое дыхание. «… Болит».
Я ненавидел, как тихо звучал ее голос. Болезненный и в агонии.
Мои губы коснулись ее щеки, и я нежно поцеловал ее. Она сдержала рыдание. Я убрал ее волосы за лицо и смотрел, как она моргает своими ярко-голубыми глазами. Они встретили мои, и я снова попал в ловушку.
Мария сильно прикусила губы при следующем сокращении, и я оторвал их от ее зубов. «Ты делаешь себе больно, Ангел».
«Я вижу голову. Мне просто нужно, чтобы ты потужилась еще раз, Мария», — объявила акушерка между ног Марии.
Она слабо кивнула мне в шею. В следующий раз, когда схватка случилась, она закричала, и я увидел, как у нее в животе пошла рябь. Мои руки сжались вокруг ее дрожащего тела, когда я поддерживал ее сзади.
«Вот так. Еще один толчок, — продолжила акушерка.
«У тебя получается, Ангел. Наш ребенок будет в порядке. У нас все будет хорошо. Я люблю тебя, — прошептал я ей на ухо.
Еще одна схватка. Еще один болезненный крик. Еще один толчок.
А потом тишина.
Мария перестала кричать. Мое сердце перестало биться. Рев крови, текущей в уши, прекратился. Все было устрашающе… тихо.
До…
«Это мальчик.»
Мое сердце забилось. Мария вздохнула и уронила голову мне на плечи, но я увидел след улыбки на ее губах.
«Алессио», — устало пробормотала она. Я кивнул в ответ, мне было трудно говорить.
Я поцеловал ее в губы, и она сладко поцеловала меня в ответ.
Был переполох. Вдалеке я слышал, как акушерка просит перерезать пуповину.
Через несколько минут мы с Марией услышали кое-что, что заставило нас расстаться.
«Почему он не плачет?» — тихо спросила Лена со своего места рядом с Марией.
Я поднял голову и посмотрел на женщину, держащую моего сына. Она тяжело сглотнула и слегка покачала головой. Мария испустила горестный вопль.
Я замер. Мое сердце замерло, и я мог только смотреть.
«Ты хочешь подержать его?» — пробормотала акушерка.
Мария раскрыла руки, и нашего сына положили ей на грудь. Она продолжала тихо плакать, держа на руках нашего неподвижного ребенка. Акушерка снова прошла между ног Марии. Она сказала что-то об остановке кровотечения. Мария вздрогнула, и мои руки крепче обняли ее.
У меня перехватило горло, и я потерял все слова.
Я смотрел, как Мария расстегнула ночную рубашку и положила его себе на грудь, кожа к коже. Она повернулась лицом к моей шее и заплакала.
Моя ладонь прижалась к спине ребенка. Его кожа была немного холодной, и я держал на руках жену и сына. Мария посмотрела на него и тихо запела русскую колыбельную, которую выучила в аббатстве, низким мелодичным голосом. Каждую ночь, пока она была беременна, она пела ее нашему малышу.
Мои глаза сфокусировались на нашем сыне, и тогда я это заметил.
Взлет и падение его маленькой груди.
Мое дыхание остановилось, глаза расширились. Я сжал руку Марии, где наши пальцы были переплетены. Я выдохнул одно слово. «Ангел».
Она перестала петь и тоже это заметила.
А потом мы это увидели.
Наименьшее движение. Просто подергивание его мизинцев на груди матери.
«Лев. Он движется».
Тогда все произошло быстро.
Алессио у нас забрали. Акушерка осмотрела его, и я увидел, что она непрерывно гладила его спину небольшими прикосновениями.