Это было относительно невысокое сооружение от семи до пятнадцати метров в высоту. Разные очевидцы указывали разную высоту строения. Башня была сложена ни то из серого кирпича, из которой складывали хрущёвки, ни то из непонятного серого камня, ни то из бетона. Снизу она широкая, сверху немного поуже. Ближе к верху у неё имелось небольшое зарешеченное оконце. За ним ничего не было видно, башня всегда появлялась на удалении, но все почему-то считали, что туда лучше не смотреть.
Глава пятая. Самый странный день в моей жизни.
А в роще поют соловьи до зари…
– Самуил Маршак, «Баллада о загадках».
Я отлично помню этот день. Это был мерзкий день. Возможно, для другого парня-инцела он стал бы лучшим днём в его жизни, но только не для меня. Вообще для большинства парней этот день закончился бы иначе и имел бы совсем другое значение. Они бы смеялись, вспоминая его да кружкой пива в какой-нибудь мужской компании. Но только не я. Для меня этот случай – один из самых стыдных, странных и невнятных поступков в моей жизни.
Я ненавижу этот день и до этого почти никому не рассказывал, что тогда случилось. Отчасти из-за ужасного стыда, отчасти из-за того, что я никак не мог подобрать подходящих слов, чтобы кратко и понятно описать то, что тогда происходило. Это было точно в кошмарном и сумбурном сне, точно злой волшебник глумился надо мной.
Дистанционные пары в универе закончились. Я занимался гимнастикой, а потом читал. В этот момент мне написала Зверева.
«Встретишь меня в аэропорту?» – спросила она.
Я согласился и без разговоров поехал в аэропорт. На дворе было холодно и шёл мелкий дождь. Потом он перестал и земля стала заветриваться, медленно высыхая. Солнце давно ушло за горизонт. Наступила мерзкая осенняя ночь, пугающая и злая, какая бывает только у нас, в России, только здесь, – в Москве.
Рейс из Кирова в Москву задержали. Я сидел в зале ожидания, полном зеркал. Это был небольшой зал, в углу которого за огородом из стульев и стоек находилась небольшая жральня. Я пожрал.
Не знаю, почему, но я страшно волновался. Точнее, я знаю, что уже тогда начал догадываться, что будет дальше, а потому меня охватила сильнейшая тревога, мандраж. Колени тряслись, сердце колотилось.
Я специально не стал покупать контрацептивы. Надеялся, что их отсутствие удержит меня.
Рейс задерживался на три часа. К концу этого времени я был в чудовищной панике. Казалось, я сейчас упаду в обморок, и даже кофе и сладости из автомата не делали лучше.
Наконец, появилась Зверева.
Она была мило и тепло одета. Как раз пол Киров. Охровые мужские брюки чинос, аккуратные женские берцы с узкими голенищами и вставными железными стаканами, красная куртка из секонд-хенда, застёгнутая на пояс солдата советской армии, растянутая вязаная шапка с рынка. При ней были сумка и небольшой рюкзак.
Едва завидя меня, лена помахала рукой, а затем быстро подшила и, не выпуская из рук сумки с пакетом, обняла меня и поцеловала. Пока что в щеку.
Я понял, что мои догадки, похоже, оказались верными. Впрочем, я ещё сомневался.
Ещё когда я ехал в аэропорт, то подумал, что это странно. За четыре часа до своего прилёта она ни с того ни сего написала мне и попросила встретить. До этого она говорила, что у неё есть парень. Почему он не мог приехать? Допустим, был занят. Но ведь у неё вообще много знакомых. Она могла позвать кого-то ещё. Почему же обратилась ко мне?
Очевидно, встречающий был не сильно нужен. Вещей при ней почти нет. Те, что есть, – это мелочь.