— Сильно сомневаюсь. Просто оставьте меня в покое, — ей окончательно надоело маскировать подавленность раздражением. — Вы всегда невовремя, но сейчас особенно.
Серас надеялась, что до Бернадотте дойдет, что ему действительно лучше уйти. Бывал же он серьезным иногда, на заданиях или когда муштровал своих солдат. Однако, он ничего не понял, а только наклонился к ней ближе. Пахнуло табаком. Капитан настолько пропитался никотином, что даже без сигареты в зубах вонял не лучше пепельницы. Или дело было в её тонком обонянии?
— Совсем не в духе. Но я знаю отличный способ расслабиться, — его губы опять растянулись в ухмылке, он смотрел прямо ей в глаза.
— Господин Бернадотте, если вы не прекратите свои домогательства, я буду вынуждена вас ударить, — протянула она сквозь зубы и прищурилась, пытаясь выглядеть максимально угрожающе.
От него почему-то всегда пахло солью, словно однажды побывав на море, он так ни разу и не постирал одежду. Грязью и потом, что совсем неудивительно с образом жизни наемника. Дешевым шампунем для волос, конечно. На такую гриву, наверное, его уходило немерено, и Серас никак не могла понять, почему он не подстрижется, как любой нормальный солдат. Хотя, наверное, ему просто нравилось выделяться. Запах оружейной смазки и пороха был знаком ей ещё с тех времен, когда она являлась человеком, но сейчас он как будто раскрылся во всей полноте. И всегда преследовал её — собственные руки тоже часто разили этой смесью, поэтому она носила перчатки, когда имела дело с оружием, то есть практически всегда. Ещё пахло… мужчиной, наверное, чем-то своим, индивидуальным. У каждого человека был личный запах, не всегда какой-то особенный, но все же как будто немного отличающийся. По крайней мере, все «Дикие гуси» пахли по-разному. А ещё пахло кровью, не чужой, как это бывало после заданий, а его, капитана, собственной.
— А я люблю пожестче, — он едва шевельнулся, но, казалось, склонился ниже, ещё чуть-чуть и поцелует.
— Вы уже и так ранены, — неожиданно даже для самой себя выдала она, и её голос так странно просел, что звучало почти как заигрывание.
— Детка переживает за меня? Как мило.
Горло засаднило, словно по гортани провели наждаком. Серас в красках представила, как она бросается на него и вгрызается в шею. Как капитан цепляется за её ледяные руки без какой-либо возможности защититься. Как отряд медленно соображает, что произошло, и начинает стрелять. Как ухмыляется хозяин. Как злится сэр Хеллсинг. Как горячая, густая, ароматная кровь стекает в её желудок. Или что там у неё теперь вместо внутренних органов.
— Всего лишь царапина. Тут не о чем беспокоиться, — теперь голос походил на рычание, совсем не подходящее юному, навечно, лицу. — Неудачно сделали себе сэндвич? — это уж точно не была боевая травма, никто из них не покидал дом в последние дни.
Болтовня должна была отвлечь её от опасных мыслей, но едва ли помогала.
— Джо оказался ловчее в рукопашной схватке, чем я думал, — капитан будто и не замечал её напряжения. — Детка…
Она оскалилась, то ли пытаясь наконец напугать его, то ли просто отпуская себя. Серас знала, что её радужка уже побагровела, а черты лица заострились, выдавая настоящую хищную природу. Она ни разу не видела себя в эти моменты со стороны, но чувствовала трансформацию. Контроль. Контроль. Она не славилась им и в лучшие времена.