До отчаяния хочется спрятаться от рук Аверина. Потому что они теплые, мягкие и надежные.
— Ты дрожишь, — говорит Давид. — Замерзла? Воду горячее включить?
Я ничего не вижу из-за мыла на голове. Оно ползет по лицу, стекает по лба и попадает на глаза.
— Подай мне душ, я сама смогу помыться, — протягиваю руку, пытаясь нащупать бортик ванны.
— Нет, — чужая ладонь нажимает на плечо, — нельзя. Ты сорвешь сильнее, не двигайся. Я сам все сделаю, а ты просто расслабься.
Если бы это было возможно рядом с ним.
Даже в таком состоянии, когда едва могу двигаться, чувствую, как разливается по мышцам горячий огонь, заставляя меня дышать чаще.
Давид включает душ и осторожно смывает с волос мыльную воду. Я так и не открываю глаза, потому что мне страшно заглянуть в эти синие колодца, способные утопить. Он дышит тяжело и дрожь его рук передается мне, но я не комментирую, жмурюсь и подрагиваю от елейных прикосновений.
Но когда мочалка касается моего плеча и плавно скользит вниз, я распахиваю глаза и перехватываю его руку.
— Нет.
Он смотрит неотрывно, пронзает меня, будто в душу заглядывает.
— Да, Арина. Я всего лишь врач. Неужто так сложно понять это?
— После всего, что было, Давид, — срывается с губ, — сложно.
— А что было? Пару поцелуев и…
— Прекрати. Я сама могу, — пытаюсь убрать его руку с намыленной мочалкой, но личный изверг усмехается и уводит руку в сторону, а я не дотягиваюсь. Лишнее движение вызывает новые прострелы, зажимает поясницу, что только-только начала хоть немного расслабляться. И я сдаюсь. Роняю руки в воду, окатывая Аверина брызгами.
— О, спасибо, так намного легче работать с пациенткой, — усмехается этот змей, ведет мочалкой по плечу, цепляет верх груди, но до сосков не добирается, тут же поднимается и ласково протирает шею. Запрокидывает мою голову второй рукой, а я судорожно сглатываю. Это немыслимая пытка.
— Ты меня так драишь, будто я в помоях искупалась. От меня так плохо пахло?
Он замирает, стискивает мочалку, проливая на меня прохладную пену, а затем взрывается искрящимся хохотом.
— Напротив, Ласточка. Ты так вкусно пахнешь, что мне скулы сводит от желания, но ты же запретила приставать. Вот, терплю, — он роняет взгляд, а я понимаю, что он все это время сидел рядом с ванной на коленях, и я не видела его полностью.
— Извращенец…
— Нет, я просто голоден, и чтобы ты не искушала меня, буду тебя драить до красна каждый день, — он хмурится, но как-то игриво. — Утром, днем и вечером, потому что иначе свихнусь.
— Ты ко всем пациенткам относишься так… особенно?
Он легонько щелкает меня по носу.
— Подловила. Думаешь, я такой испорченный, да? Увы, так и есть, — мочалка касается соска, пена прячет его, а следом за мягкой губкой бегут, как мотыльки, пальцы, раскатывая по коже что-то похожее на эйфорию. Я бы потянулась за ощущениями, если бы не спина, приходится прикусить язык и снова закрыть глаза.