Но на удивление засыпаю я в теплых объятиях быстро, а просыпаться так не хочется.
Сквозь сон чувствую, что кто-то меня буквально жрет глазами, буравит, намереваясь, если не убить, то хотя бы укусить. Приоткрываю веки и понимаю, как все это смотрится. Мы с Ласточкой переплетены руками и ногами, Арина лежит на моем плече и смотрит на меня распахнутыми глазищами. Но молчит. Сейчас или стукнет, или поцелует. Третьего не дано.
— Я не виноват, — улыбаюсь ей, прижимая к себе и путая пальцы в мягких волосах. Сейчас сбежит — наслаждение закончится, так хоть последние минутки радости поймать в ее объятиях, пока не сообразила, что к чему.
Она пыхтит, но отодвинуться не может — спина же болит. До вечера отпустит, но пока ей нужно поберечься.
— Что ты делаешь в моей кровати? — шепчет и впивается ногтями в мою грудь, чтобы отстраниться. Но я же не пушок, так просто не сдвинуть. — Давид…
— Ты сама меня позвала, обняла и… еще обещала, что все будет хорошо, — не вру ведь, только широко улыбаюсь и выглядываю из-под ресниц на ее разливающийся румянец, на сладкий, приоткрытый рот и расширенные зрачки, будто блюдца Вселенной. — Как я мог отказаться? Ты ведь болеешь, а больным нельзя отказывать.
— Не выдумывай, — злится, но голос не повышает, все так же шепчет. Боится детей разбудить? Или боится, что они нас застукают?
— Клянусь, — и усмехаюсь, а Арина зло толкает меня в плечо и, шустро развернувшись, все-таки вскрикивает.
— Спокойно, — перехватываю ее за талию и осторожно возвращаю на кровать, страхуя шею локтем. — Разбежалась, птичка, — накрываю собой, прижимая плечи к постели. — Ты будешь сегодня лежать. Это я тебе, как лечащий врач, приказываю. И буду следить, чтобы выполняла мои предписания. Лично.
— Пусти, — хрипит от боли, но не двигается. Не может.
— Пущу, если прекратишь дергаться и ерепениться. Смешно ведь. Словно я тебя во сне изнасиловал, — не даю ей ответить, наклоняюсь к губам на опасное расстояние. Ближе — только поцелуй, и Арина покорно замолкает и прекращает вырываться. Шепчу: — Я просто уснул рядом, ничего больше, даже не раздевался, да и ты в футболке. Или мне на полу нужно было лечь, чтобы тебя не смущать?
— Я… — захлебывается словами. — Ты…
— Ты сама меня обняла! — целую ее в нос, пока она не разошлась, и, отстранившись, сажусь на край кровати. Оглядываюсь через плечо. — Это правда.
Арина смотрит подозрительно, немного щурится.
— А где дети? — вдруг дергается вновь, но я успеваю броситься к ней и надавить на плечи.
— Ласточка, я так долго тебя лечить буду. Лежать, кому говорю. С детьми все в порядке, они спят. Я сейчас их проверю и вернусь, а ты… — нарочно понижаю голос, — не смей дергаться.
Она кивает и судорожно сглатывает.
— Отлично, — поднявшись на ватные ноги, отправляюсь в гостиную.
Дети еще спят, оба раскраснелись, раскрылись, в номере тепло, сладенько посапывают и не просыпаются на мои легкие шаги рядом.
Рано еще, часов семь.
Быстро заказываю завтрак в номер и возвращаюсь к Арине, но не нахожу ее в комнате.
Глава 19
Ласточка. Наши дни
Когда Давид выходит, у меня сердце будто вылетает через горло и закрывает возможность дышать. Прижимая ладонь к шее, поднимаюсь с кровати. Халат не рискую брать, боясь, что от лишнего движения вообще рухну на пол, — так и иду в длинной белоснежной футболке. Наверное, Давид свою дал, я вчера была в таком состоянии, что мало что соображала. Ноги более-менее держатся, получается даже дойти до уборной и сесть на унитаз. Вчера я о таком могла только мечтать, ползала по грязному полу, как калека. Спину сковывало от дыхания, а от шевеления отнимались ноги. Сегодня я уже практически марафон бегаю.
От осознания, что Давид прилетел из другого города, узнав, что я больна, вытащил меня с детьми из той вонючей клоаки, подумал о том, что я дорогу не выдержу в таком состоянии, помог умыться и уложил малышей спать — у меня грудь сводит болезненным спазмом. Ради чего все это? Он ведь понимает, что привязывает к себе. Я буду чувствовать себя ущемленной и обязанной поле его помощи.
И сбежать не могу, сил не хватит. Теперь бы умыться и вернуться в комнату, пока Аверин не бросился искать. Не выдержу снова его мягкие, теплые прикосновения, надежные, как мамины руки, и такие нужные сейчас. Должна отталкивать и гнать, чтобы не вляпаться снова. Тогда ведь больнее будет осознавать, что он наигрался в айболита и бросил. Нет, я уже раз пережила это, больше не хочу.