А когда сообщили, что пришел в себя, сбежала…
— Мне страшно.
— Ничего не бойся, — он тянется, запускает пальцы в мои волосы. Тянет шумно воздух. — Только дыши со мной, ведь я тебя так люблю… Ласточка моя.
— Ты ведь меня не знаешь. Мы даже не знакомы толком, — дрожу в его руках, но не противлюсь, больше не могу.
— У меня было время почитать книги Рины Весны, пока валялся в больничке, — смеется в волосы, щекоча дыханием кожу. — Особенно мне понравилась так, что ты так и не дописала. Хотелось бы героям хороший конец, мучила ты их знатно.
— Откуда? — все-таки отпускаю руки и цепляюсь за его плечи, пыльцы тянутся вверх, чтобы пропустить черные пряди.
— Мишка поделился, — улыбается хитро.
— Так вот куда детей Егор возил после школы.
— Ты думала, что я отпущу? Нет. Вы моя семья. Моя. И я вечность готов просить прощения, если понадобится. Готов лечить тебя и беречь, только бы ты взглянула на меня, как раньше.
— Давид, но я…
— Не любишь? — натягивается и немного отстраняется.
Долго молчу, чтобы набраться смелости и сказать правду.
— Разве в книге ты не нашел ответ?
— Увы, автор ловко держала интригу до самого финала. А вот герой… бесил все время, я бы такому морду разбил.
Обвожу пальчиками его скулы, мышцы под подушечками подрагивают, а кожа покрывается мурашками. Он исхудал немного, но все тот же — манящий.
— Я простила уже…
Аверин осторожно касается моих губ, будто спрашивает разрешения. Он все еще на коленях, крылья носа и лоб покрываются испариной.
— Можно Юла будет называть меня папой? — вдруг шепчет с надрывом. — Мне так это нравится.
— Можно, — шепчу, глотая его дыхание, что очень близко, но все еще не поцелуй.