Он глянул в мою сторону, затем пошел следом за Зои.
— Не совсем. Оно давит на меня, но не слишком сильно. Необычно.
Зои провела нас через комнату с темными деревянными книжными шкафами. Раньше это была очень старая библиотека, очевидно, что теперь это использовалось как что-то вроде штаб-квартиры для этих «Двенадцатых». Голоса приближались, когда она вела нас по коридору, мерцание свечей лилось из открытых дверей.
В одной комнате трое детей сидели на матрасе и играли в карты при свете фонаря. В другой комнате женщина чистила оружие, ее глаза сузились, когда мы проходили мимо. Она быстро положила пистолет, вскочила на ноги и встала в коридоре, наблюдая, как мы следуем за Зои. Мы ушли в противоположном направлении. В другой комнате было темно, но внутри спали люди, их сердцебиение было спокойным барабанным боем. Мы завернули за угол и оказались в конце длинного коридора, где, казалось, никого не было.
Зои открыла дверь и придержала ее, чтобы мы могли войти. В комнате было пусто. Матрас на полу, такой же, как у детей, голый письменный стол с лампой на нем, потрепанное, но мягкое кресло с откидной спинкой и маленькое окошко, слишком высокое, чтобы смотреть из него стоя. И все же в комнату лился лунный свет.
— Оставайтесь в этой комнате, пока я не приду за вами, — не сказав больше ни слова, она закрыла дверь и заперла нас внутри. Сбитая с толку, я посмотрела на Доммиэля.
— Мы можем переместиться за пределы этой комнаты. Она, конечно, об этом знает.
Кивнув, он положил здоровую руку на бедро и стал осматривать комнату:
— Она знает.
— Тогда зачем нас запирать?
Он устроился в кресле с откидной спинкой, отбросив свою сумку в сторону, и вытащил что-то из-под куртки:
— Это проверка.
— Но почему?
Вынув сигарету из металлического портсигара, он нашел зажигалку и щелкнул ей. Зажав сигарету между губами и с шипением затянувшись, он закурил, и кончик ее засветился ярко-красным. Не человеческая сигарета, а сера. Я видела, как другие курили их раньше.
— Она знает, что мы можем просеиваться и покинуть это место. Или атаковать, если таково было наше намерение. Она проверяет нас, чтобы узнать, сделаем ли мы то, о чем она просит. Думаю, если мы это сделаем, то встретимся с Марко. — Он глубоко затянулся сигаретой, откинувшись на спинку кресла, как король, расставив ноги и положив механическую руку на подлокотник кресла, его недобрый взгляд был все еще темно-рубиновым. — Присаживайся и расслабься, ангел. Думаю, мы можем пробыть здесь какое-то время.
Мой пульс забился быстрее. Я не была уверена, почему. Неужели я заперта в маленькой комнатке с Доммиэлем? Или то, как он смотрел на меня сейчас? Также, как в Венеции, когда он загнал меня в угол в той нише, его сильное тело прижалось к моему, его губы опустились на мои и украли то чувство самосохранения, которое у меня было.
— Что случилось, детка? — он наклонил голову на следующей затяжке, прежде чем медленно выдохнуть струю дыма. — Я заставляю тебя нервничать?
Я не ответила, но вместо этого села на матрас, расправив крылья и прижавшись к стене, чтобы хорошо видеть окно и Луну, выглядывающую из-за тонких облаков.
— Ты когда-нибудь пробовала Бримстоун? — спросил он.
Глядя на небо цвета индиго, я чуть не рассмеялась.
— Конечно, нет. Я ангел.
— О, Аня. Когда ты уже поймешь, что все эти границы теперь размыты? Разве ты не видела этих ангелов в Венеции? Как они тусовались с демонами и наслаждались плотскими удовольствиями, как низшие существа? Как мы, демоны.
Я не пропустила циничный смысл его слов, когда он сделал еще одну глубокую затяжку серы, запах дымно-сладкого, как обугленный мед, заполнил наше маленькое пространство. Случайно взглянув на него, я пожалела об этом. То, как он смотрел на меня сейчас, было тревожно. Как будто он знал все мои секреты. Как будто он знал, что я наслаждалась его губами на моей коже, его телом, прижатым к моему, и хотела, чтобы он сделал это снова. Делая больше.
— Видела, — призналась я. — Это не значит, что я одна из них.
— Нет. Ты никогда не станешь одной из этих ангелов, — сказал он решительно. — Ты особенная, Аня.
Мое имя на его губах сделало что-то внутри меня, что-то нежеланное и желанное одновременно. Я не могла не смотреть, как медленно поднимаются его пальцы, крепко зажимающие сигарету, прижимая ее к губам — губам, которые были намного мягче, чем казались — скользили по моей коже, посылая самое незабываемое удовольствие, пробегающее по моему телу.
— Как так?
Его проницательное, задумчивое наблюдение ускорило мой пульс, взволновало мои нервы. Это было так не похоже на его прежние кавалерские манеры. Я не могла отвести от него глаз.
— Ты воин, но сражаешься не за армию. Ты заботишься о людях, проявляешь сострадание, даже когда это безнадежно. Ты действуешь как личность, а не следуешь за бессмысленной Ордой небесных воинств в бой. Так непохожа на ангелов. Ты другая. Независимая, но все еще «замужем» за кодексом добра и всем эти дерьмом.