— Дина, деточка, сходи пока за ягодами, дай старому Винбарру собраться с мыслями, день предстоит тяжёлый…
Девушка беззвучно выскользнула из хижины.
***
Перед встречей волновались оба. Особенно Мев.
Потому что было важнее готовить храм своего тела и ножны духа к благословению en on míl frichtimen, а не думать о посторонних. Всяких там целителях, которые вообще неизвестно как себя поведут…
Катасах аккуратно закрывал большую коробку непослушными пальцами и репетировал слова приветствия:
— Приветствую тебя, Нелюдимая Мев, будущая жрица и хранительница мудрости!.. Ох, к чему все эти титулы?.. Представляю, каково ей будет — стоять перед всем Советом, совсем одной, да еще и раздетой… Хотя чего там, я же буду рядом. Прикрою, если станет неловко…
Когда Мев зашла в церемониальную хижину, Катасах уже сидел там. Увидев Мев, он подскочил и крикнул:
— Мев! Привет!
Ему вторили с треском посыпавшиеся на земляной пол чашки. Мев подняла на него глаза и буркнула:
— Ага, и тебе.
Он неловко улыбнулся и потёр ушибленный затылок.
— Знаешь, именно такой я тебя и представлял!
— Прикройся, ещё не время, целитель.
— Ой, прости. Я подумал, сегодня у тебя будет трудный день, поэтому решил, что тебе будет полезно немного поднять настроение, — он пододвинул к ней большую корзину и широко заулыбался, отмечая про себя, что ритуальные шрамы на шее и щеках великолепно подчёркивают её дикую красоту.
Мев оценивающе посмотрела на него снизу вверх и отчеканила:
— Не смей ко мне прикасаться без позволения, не смей называть меня по имени, только титул, и не смей открывать рот во время церемонии. Церемоний, — она вздохнула.
— Мев, ты не переживай. Я ведь буду рядом. Если тебе станет нехорошо — просто обопрись на меня, ладно? — он придвинул ближе к ней корзину.
Мев скинула одежду, сняла амулеты и подошла к коробке. Катасах стоял, как большое сильное дерево на вершине утёса. Дерево с красными щеками. От него пахло хлебом, солнцем и чьим-то недавним выздоровлением. Она тронула крышку, и под потолок хижины с лёгким шорохом хлынул поток жёлтых бабочек.
— Ого!.. — только и выдохнула она.
Катасах смотрел на неё во все глаза и, казалось, впитывал всеми порами её удивление и… Радость?
Мев прыгала и хлопала в ладоши, словно забыла, что надо прятать руки. Вместе с ней прыгали и длинные косички. А Катасах стоял и радовался: Нелюдимая Мев оказалась именно такой, какой он себе представлял.
Ещё во время двухнедельной подготовки он уже чётко знал, что вот, в Праздник, они, как Небесные Супруги, выполнят обязательства, выслушают богов, потом вместе уйдут в хижину и отпразднуют.
Потом Катасах будет уходить к больным, а Нелюдимая Мев будет класть ему кусок пирога в сумку. Она будет уходить в лес, а он, после трудов, — приходить к ней, готовить какие-нибудь ягоды или грибы и учить её тем звёздам, что узнал сам. И дети их будут двойней (потому что Настоящие Мужики делают двойню), только один будет кровь с молоком — в отца, а другой — словно его тень — в маму, в Нелюдимую Мев.
— Эй, целитель!
Он встрепенулся, аккуратно взял её под руку.
— Молоко. Надо выпить.
Он выпил жгучую тягучую слизь, от которой вдруг стало сладко и тепло во рту.
***