— Ты не можешь спать сутки напролет! Уже дело к обеду… Тебе надо хоть что-то поесть.
Не глядя на кузена, Селин неровной походкой подбежала к борту и, содрогаясь всем телом, свесилась с него. Несмотря на то, что Де Сарде практически ничего не ела уже несколько дней, её выворачивало снова и снова.
Константин аккуратно помог кузине справиться с развевающимися на ветру волосами, придерживая их, пока морская болезнь вызывала всё новые спазмы.
— Да что это с тобой, — причитал младший д’Орсей.
— Ничего страшного, скоро должно стать легче, — вдруг послышался голос капитана.
Селин зажмурилась. Ей тотчас же захотелось провалиться сквозь землю от своего унизительного положения. Наконец она смогла разогнуться и посмотреть навту в лицо.
— Если бы я только знала, что мне придется пережить здесь!.. Эти ваши убогие вонючие каюты, постоянная качка, компания крыс, гадящих в моё бельё, и ваши уродливые подчиненные, которые от крыс отличаются только размерами, — она кивнула на юнгу, драившего палубу, — О, да ни за что!
— Вам стоит выпить чего-нибудь по-настоящему крепкого. Рому например. Вам полегчает, — капитан зло сощурился, однако с вынужденной улыбкой протянул пассажирке фляжку.
Сдерживая мучительный спазм, Селин уточнила:
— Сколько ртов до меня пили из вашей… фляги?
— Только я.
— Мда. Извините, я брезгую. Подайте-ка мне чаю с жасмином. Ну же!
Васко только поднял брови и не тронулся с места.
— Чего вы стоите?
— Боюсь, вы ошиблись.
Он развернулся на каблуках и удалился.
***
Предзакатное солнце, спустившееся прямо до необъятного морского горизонта, било в раздувающиеся паруса. Игривые волны ощутимо покачивали корабль. Ветер и не думал стихать, ускоряя ход судна, но изматывая непривычных к качке высокопоставленных пассажиров «Морского конька».
Даже в разгар приступов морской болезни Константин не терял бодрости духа.
Едва разогнувшись после очередного выворачивающего наизнанку эпизода, он опрокидывал в себя стакан горького снадобья с лимоном, запивал портвейном прямо из горлышка бутылки, ставил её обратно в карман камзола и отправлялся бродить по палубам.
Его вылавливали из балластного отсека, выводили с камбуза, доставали из шлюпки, в которой он вздумал схорониться, играя в прятки… Его обнаруживали даже в таких местах, о существовании которых не принято упоминать в приличных домах.
Когда же он начинал присматриваться к рангоуту, к нему, припадая на металлический штырь, подходил боцман и заглядывал в лицо со значением.
Будущий наместник Новой Серены слонялся по кораблю, с присущим ему любопытством совал свой нос во все дела команды, и уже порядком нервировал навтов. Он маялся и явно не знал, куда себя девать.
Поскольку у Селин из-за недомогания не оставалось сил на спокойную улыбку и нейтрально-любезные беседы, всё чаще главным и единственным собеседником сына князя оставался Курт, чему наёмник был не особо рад.
— Мы переживаем исторический момент! Только подумай, Курт, что нас ждет на этом острове! Как его? Ах да, Тир-Фради! Это же потрясающее место, судя по тому, что рассказывают эти моряки!.
— Хм… Я пока слышал в основном только про бордели и таверны. Твои любимые увлечения останутся без изменения.
За время в пути Курт отполировал свой клеймор до зеркального блеска и со скуки пускал им солнечных зайчиков. Блики скакали вверх по парусам, такелажу, спинам матросов, что, казалось, навеки обречены драить палубу, метались от Курта к окнам капитанской каюты, пробегали то по ступеням к штурвалу, то по самому штурвалу, который вращался то вправо, то влево почти над самой головой, то убегали к капитану, который стоял вдалеке у самой кормы с неизвестным блестящим устройством и что-то записывал, то выискивали чаек, которых становилось тем меньше, чем дальше «Морской Конёк» отходил от берега…
— Что это ты себе вообразил? Считаешь, будто я не смогу стать хорошим наместником.?
Наёмник хмыкнул.
— Ну разве что тебе доверят выбор штор в опочивальне и десерта на ужин… Уж простите, ваша милость, мы давненько с тобой ноздря в ноздрю…
— Ты всегда меня недооценивал! Как и мой отец! — вскипятился Константин. — Зачем только мы тебя с собой взяли!.. Ты уже слишком старый и слишком косный, чтобы быть открытым всему новому и прекрасному!