— Нет.
— Слава Богу!
— Тебе еще что-нибудь нужно? — спрашивает он.
Я смотрю на него, оценивая выражение его лица в поисках мыслей, которых он не выдает. Зейден выглядит спокойным и расслабленным, но не могу отделаться от ощущения, что это маска.
— Как ты думаешь, может ли Химена иметь доступ к цифровым файлам, содержащим законы, касающиеся убийств?
— Подойти ко мне, Морган.
— Это значит «нет»?
Зейден вскидывает бровь, и я в защитном жесте вытягиваю руки.
— Что это за команды? — бормочу, ступая по полу. — Я просто пытаюсь помочь другу. Можно подумать, что за добрый поступок накажут, а не похвалят.
— Прекрати бормотать, — мягко говорит он, обхватывая мои бедра и притягивая меня к себе на колени. — Я хочу, чтобы ты сказала мне, почему это так важно для тебя. Я никогда не видел, чтобы ты так переживала из-за чего-то.
— Я не считаю, что Квин должен быть убит за то, что защищал женщину, которую любит, — отвечаю я и обхватываю лицо Зейдена руками, притягивая к себе. — Я бы никогда не попросила тебя злоупотребить своей властью, но в данной ситуации это так. Можешь ли ты сделать что-нибудь, чтобы его пощадить?
— Законы четко говорят об этом. Я знаю, что они кажутся тебе суровыми, но законы служат определенной цели. Если бы кто-то думал, что может убить членов совета или королевской семьи без немедленных и суровых последствий, наши жизни были бы в большей опасности, чем уже есть. Преступления на почве страсти редки, поскольку мы не потакаем своим эмоциям и не позволяем им контролировать наши действия.
Я опускаю руки, стараясь не унывать из-за отсутствия помощи со стороны Зейдена.
— Не беспокойся, намори, — говорит он.
— Да, конечно. Химена может потерять любовь всей своей жизни, и эта мысль причиняет мне боль. — Я поднимаю взгляд и поджимаю губы. — Кстати, что такое намори?
Его брови удивленно взлетают.
— Я удивлен, что твоя подруга не рассказала тебе.
— Это плохо?
— Нет, — отвечает мой принц.
— Я не обращала на это внимания, поскольку слышала, как Варек называл так Лию. Это никогда не имело значения для меня, пока не услышала, как ты это сказал, но я все время забываю спросить тебя, что это значит.
Зейден хватает меня за бедра и поднимает так, что я оказываюсь на нем. Мне приходится обнять его шею руками и замечаю, как глаза Зейдена из аквамариновых превращаются в оникс.
— Слово намори используют только мужчины, имеющие пару, для того чтобы показать, насколько она для них важна. Проще говоря, оно переводится как центр сердца. Когда я называю тебя так, значит говорю, что люблю тебя, Морган.
Если бы Зейден не держал меня, я бы упала.
Он никогда не говорил мне слов, которые убедили бы меня, что влюблен в меня, но со всеми этими брачными узами и феромонами мне вообще трудно доверять словам. Однако то, как принц говорит сейчас, без каких-либо признаков сексуального интереса, звучит искренне.
Поэтому я отвечаю, позволяя своим эмоциям открыться:
— А?
Замечаю лёгкую улыбку на его губах, прежде чем Зейден целует меня. Это самое мягкое из прикосновений, самое нежное из поглаживаний, но оно воспламеняет мою кровь. Я углубляю поцелуй, желая получить от него больше, желая ощутить глубину его любви ко мне и сделать ее более реальной. Я дико стремлюсь к его языку и губам, проводя своим по его губам снова и снова, пока в его горле не раздается рык. Удовлетворение заполняет меня, делая более агрессивной. Я провожу руками по шелковистым прядям его волос, а после сжимаю их, чтобы приблизиться.
Руки Зейдена на моих бедрах сжимаются почти до боли, а затем отталкивают меня от себя.
— Эй? — в удивлении возмущаюсь. Иногда мне кажется, что я не настолько умна, как говорит Лия.
Принц качает головой, закрывая глаза.
— Нам нужно остановиться.
Я перевожу взгляд с его лица на массивную выпуклость в брюках, а затем обратно. После того, как похлопала Зейдена по плечу, он открывает глаза, и я смотрю на него с недоверием.
— Кажется, ты думаешь, что все, что мне нужно от тебя, — это секс и потомство, — произносит он. — Но мои чувства к тебе гораздо глубже.
— Это все связь, — говорю я.
Зейден хмурится, и я напрягаюсь от выражения неудовольствия на его лице.
— Нет. Это. Это не так, — каждое слово словно пощечина.