Боря посмотрел на отца как на себя через три десятка лет. Вид этот седого, сморщенного мужчины ему не нравился. Почему только он в него пошёл?
— А Наташку как теперь делить будем… папа? — добавил зло Боря.
Кулаки чесались. Но и применять — гнусно. Тем более стресс ушёл, в кустах остался. Даже мигрень как рукой сняло. Права всё-таки медицина. Всё плохое с лекарствами уходит.
— Ну так это… самое… — вновь смутился отец, явно ощущая себя не на своём месте, и пальцами лысинку начинающуюся потёр. Затем поскрёб, затем взвыл, не находя ответа.
— Ай, да не знаю я! Чего ты от меня хочешь? Раскаянья?
А из Бори попёрло. Глубинное, тёмное, возможно вонючее, кто знает? К этому никто не принюхивается, держит поглубже, старается не тревожить. Но ведь всколыхнули, за душу подёргали. И показалось.
— Отца хочу… хотел… не знаю уже. Где ты был, когда нужен был? Когда я реально захотел учиться и постигать всё? Где твой весь мужской опыт был? Самому всё пришлось. С нуля. Хрена ты меня в детстве не учил ничему?
— Ой ли? — улыбнулся отец. — Ты собаку дворнягу когда в дом притащил и она в первый день все телефонные кабеля погрызла, кто наладил?
— Я наладил.
— А научил кто?
— Ты что ли? — не понял Боря, не помня этого момента. Но тут вспомнил другое. — Я с тем полезным опытом потом полез дверной звонок делать, а там уже двести двадцать напряжения, а не двенадцать! Меня как трахнуло!
— Ну… недоучил может малость, — почесал лоб отец и улыбнулся вновь, уже виновато.
А Рома, глядя на обоих, ключи протянул и улыбнулся так искреннее, немного смущенно добавил:
— Забирай себе машину. Чего соритесь? У меня всё равно прав нет. А когда учиться? Репетировать надо. Забирай, брат. Не думай.
Боря на ключи посмотрел, как на кобру ядовитую перед броском. Рук к ним не тянул. Но глаза брата светлые, чистые. Не понимает же нихрена. Тоже, наверное, сам в розетки лез чинить. И первые шишки по жизни сам набил, без передачи полезного опыта от отца к сыну.
«Не при чём он, Борь», — прошептал внутренний голос: «Да и этот долбак лысеющий наворотил, конечно. Но отцом тебе быть не перестанет».
Боря отвернулся, чтобы глаза не показывать. А в тех впервые за четыре года с гаком слёзы встали.
— Да не машина мне нужна, Ром, была всё это время. Мне звонок нужен был. Хотя бы один… я же… я же один всё это время жил. Там, где с собаками только выть можно на луну. А этот свалил куда-то. А почему — не объяснил. Не сказал ничего. Я же думал, он там кончился весь.
Ромка подошёл, обнял крепко. Здоровый, детина. Сообщил весело, почти задорно:
— Братан, так я вообще на отца не рассчитывал. А тут — на тебе. Я сначала ему ребро сломал, конечно. Как про мамку узнал. Но потом подумал… а почему нет то? Вот же он. Бери… мудрость всю эту отцовскую. Дрочить правда уже не научит, опоздал. Но про перфораторы и прочие мутки технические рассказать может… Если пойму хоть слово.