Наслаждения струёй раскалённой мельты выжигавшее мозг, собственные бессвязные крики, мокрые шлепки быстро соударявшихся тел и тихий смех получившего своё мучителя заполнили весь её мир, не оставив в нём места ни для чего другого. Даже Император, смысл бытия любой из сёстёр на время оказался забыт и заброшен. Ибо Его спасительный Свет заслонила Тьма.
Устав от оргазмов, катившихся сквозь её тело серией пульсаций и заставлявших женское естество содрогаться подобно сотрясаемому отдачей стволу болтера, Ариана попыталась дать Ал’аксу понять с помощью неразборчивых стонов и поскуливаний, что с неё хватит. А когда он не прекратил – оттолкнуть его. Но не тут-то было. С невозможной для человека ловкостью он перевернул её на живот и стянул запястья верёвкой за спиной. Обездвижил и взял в плен, как, наверное, всегда и делал с рабынями. Предатель!
— Ты что творишь? – возмутилась было сороитка, но окончание фразы поглотил мучительный стон, вызванный резким и глубоким вторжением. Она только что прошла через весьма болезненный процесс дефлорации и не могла трахаться с ним часами напролёт.
— Так приобщаю тебя к своей культуре, – весело рассмеялся злодей. – И вот тебе ещё один урок – ограничения возбуждают.
Сношение продолжилось, только теперь он держал её за задницу и трахал в унизительной анималистичной позиции. На миг удивление и возмущение от подобного самоуправства отрезвили Ариану и она попыталась вырваться, но Ал’акс смеясь, сохранял жёсткий контроль над её беспомощным телом, одной рукой придерживая за бедро, а второй за запястья. При этом он, в силу своей садистской натуры намеренно поднимал их выше, чем нужно и чтобы избежать боли в вывернутых плечевых суставах она вынуждена была согнуться, уткнувшись лицом в струящуюся ткань его плаща. Унижение и гнев, наложенные на боль от затянувшегося сношения, были сильны, но и удовольствие не ослабевало. В этой ужасной по дикарски животной позы член Ал’акс смог проникнуть в неё глубже, чем раньше. Да ещё и под другим углом, что позволило ему поразить особый участок, полный нервных окончаний. Ощущения возросли до немыслимых прежде пределов, подавив волю Арианы к сопротивлению. Распластавшись по полу, она елозила сиськами по красной ткани, стонами и криками приветствовала его член. Обволакивала, сжимая тёплыми складками, и кончала, кончала…
Уже много позже, когда отдохнули и оделись, снова отгородившись друг от друга силовой бронёй, Ариана спросила у Ал’акса:
— Что ты сделал со мной? Это какое-то искусство твоего народа? Порча, совращение? Как ты заставил меня отступить от Обетов?
Ещё час назад она готова была гореть на одном костре с этим тёмным эльдаром, а теперь снова смотрела на него, как на врага. Потому что, какой бы сильной ни была страсть, после её исчезновение осталось лишь чувство разочарования и горечи. Да, она приобрела новый опыт, испытав то, чего не испытывала, наверное ни одна из сестёр, но цена оказалась слишком велика. Ведь за удовольствие Ариане пришлось пожертвовать не только невинностью, но и бессмертной душой, обречённой теперь на ужасы Варпа.
— Я ничего не делал, – без намёка на издёвку отозвался Ал’акс. – Этот изъян всегда был в тебе. Где-то там, глубоко внутри, спрятанный под напластованиями фанатичной морали привитой твоими воспитательницами. Мне не нужно было портить тебя, Ариана, только вытащить на свет то, что в тебе и так уже было. И знаешь что? Это очень даже стоило приобщения к твоей вере Императора.
— А может мне покончить со всем этим? – мгновение и в руке сороритас оказался болт-пистолет. – Прямо здесь? Прямо сейчас?
Тёмный эльдар лишь усмехнулся, глядя в дуло наставленного на его его голову оружия и кажется, совершенно не боялся её.
Сейчас он действительно готов был умереть от её рук. Умереть ради неё, за неё и это было ярчайшим проявлением нестабильной и саморазрушительной природы тёмных эльдар. Глядя на Ал’акса поверх нацеленного в его голову пистолетного дула, Ариана вдруг почувствовала себя не мясом, пущенным в расход ради Императора, а женщиной, за которую стоит умирать. И не смогла выстрелить.