Он увидел мое удивление, когда я огляделась, и улыбнулся мне, по-видимому, впервые за весь день.
– Я не стал делать здесь современный ремонт. Предыдущие владельцы поменяли сантехнику и проводку, но в остальном все осталось почти таким же.
– Уважаю твое решение. Ужасно было бы войти и обнаружить кафельные полы, джакузи и плазменный телевизор.
– Не обольщайся. В гостиной есть телевизор. – усмехнулся Тристан.
Я восхищалась картинами, пока мы поднимались по узкой лестнице. Тристан провел меня до самого конца коридора и толкнул скрипучую дверь, открыв красивую меблированную спальню, отделанную в элегантных кремовых и сиреневых тонах, похожую на спальню, в которой я останавливалась в Лондоне.
– Вот твоя комната, – тихо пробормотал он, поставив мою сумку на кровать королевских размеров. Я не знала, чувствовала разочарование или нет, что Тристан распорядился поселить нас в разные комнаты. Однако после того, как мы расстались прошлой ночью, имело смысл, что он разделил нас, предоставив мне мое собственное пространство.
– Ты голодна? – спросил он после короткого напряженного молчания.
Я кивнула.
– Немного, – нам подали ужин сразу после посадки в самолет, но я переживала из-за необычного спокойствия Тристана и почти ничего не ела.
– Я занесу свою сумку, а потом спустимся на кухню, – предложил он, прежде чем снова повернулся к двери. Я последовала за ним и узнала, что его комната была смежной с моей. Я мельком увидела кровать с балдахином и камин. Мы спустились на первый этаж в тишине.
Кухня была простой, но большой. Пол был выложен камнем, как и во всем доме, но здесь не было ковров, поэтому он был холоднее, чем в остальной части дома.
Кухня состояла из черного холодильника, кладовой для хранения и большого деревянного островка в центре. Кроме того, я никогда раньше не видела подобной кухонной плиты. У нее было четыре дверцы, которые, как я предположила, предназначались для духовок, и электроплитки вместо газовых конфорок.
– Это плита AGA, – пояснил Тристан, заметив, что я пялюсь на нее. – Она электрическая, но Мэри обычно разводит огонь, чтобы ее разогреть. Я пытался купить ей более современную технику, но она настояла, что это лучшая духовка для жарки. Я поверил ей на слово, она отличный повар.
Я улыбнулась, наблюдая, как Тристан открыл дверцу холодильника. Он достал кастрюлю с тушеным мясом, о котором говорила Мэри, и поставил ее на плиту, повозившись с регулятором, чтобы включить конфорку. Затем мы стали ждать, пока еда разогреется.
Я запрыгнула на деревянную стойку, а Тристан облокотился на стойку напротив, скрестив руки на груди. Я ковыряла ткань своих джинсов. От плиты исходил низкий гул, когда она нагревалась.
– Ты очень давно знаешь Мэри, – сказала я. Это прозвучало, скорее, как вопрос, нежели утверждение.
Тристан кивнул, его взгляд задержался на мне.
– Она занималась нашим домом в Лондоне. Но отец продал его в обмен на лучшую недвижимость и нанял другую управляющую, поэтому Мэри с мужем вернулись сюда, в Шотландию. Когда я купил этот дом, она была единственной, кому я доверил управлять им. Я знаю ее с тех пор, как был совсем мальчишкой.
– Почему твой отец нанял кого-то другого, если она так долго была с твоей семьей? – с любопытством спросила я, гадая, ответит ли Тристан.
– Мэри с ним во многом не соглашалась. Они много спорили. У Мэри очень строгое представление о том, что такое семья, и как следует вести домашнее хозяйство. Мой отец был не совсем семейным человеком, и это постоянно выводило ее из себя.
Тристан отвечал так легко, а ведь всего пару недель назад мне пришлось бы вытаскивать из него информацию. Мне было интересно, что же изменилось. Я почувствовала надежду, что, возможно, он решил забыть о соглашении о неразглашении и глубже вовлечь меня в свою жизнь.
– Мэри сделала вид, что давно тебя не видела.
– Я как-то говорил, что в последний раз брал отпуск почти два года назад. Я приезжал сюда. Но я стараюсь видеться с ней каждый раз, когда бываю в Лондоне. Обычно Мэри удается приехать ко мне на поезде, если мое расписание забито. Я ее очень люблю.
– И она, кажется, очень любит тебя, – сказала я, улыбаясь.
Его губы изогнулись вверх.
– Ревнуешь?
– Могла бы.