Вкус правды так горек на языке, что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сплюнуть. Потому что на несколько мгновений, когда Люцифер кружил меня по великолепному бальному залу в своём огромном доме, а его двор наблюдал с завистью, я почувствовала к нему нечто иное, чем чистую ненависть и презрение. Я увидела в нём то, что заставило меня захотеть остаться ещё ненадолго. И в те мучительные минуты, когда он очаровывал меня обаянием и силой, я начала понимать, что человек — чудовище, — которого почитали величайшим злодеем в мире, вовсе не злодей. Его неправильно поняли? Да. Он эгоист? Точно. Но в мире были существа и хуже. Кроме того, его разновидность зла я могла понять. При определённом взгляде он очень походил на меня. Люцифер никогда не изменится, и мне это не нужно. И моё несомненное признание того, кто и что он есть, пугает больше всего. Он показал мне тьму. Показал сумасшествие и разврат. А я сидела и смотрела, не вздрагивая, не отворачиваясь. Потому что он сделал то, чего не смог сделать Легион. Он показал мне своё истинное «я» и не стал извиняться. Он не скрывал своего уродства, а демонстрировал его с гордостью, без капли сомнения или стыда.
И, как ни странно, после этого я комфортнее восприняла себя. И всё же этого мало. Никогда не хватит, чтобы заставить меня отвернуться от Легиона. Неважно, что было в моих полуночных иллюзиях.
— Ну и что теперь? — спрашивает Тойол, вырывая меня из печальных размышлений
— Андрас, Лилит, как у нас с подготовкой к вечеринке? — спрашивает Легион.
— Почти всё готово, — отвечает Андрас.
— У вас два дня. Айрин, с твоего разрешения, мы хотели бы немедленно приступить к осуществлению нашего плана.
Наблюдатель кивает.
— Разрешение получено. Я разошлю приглашения. Уверена, все гадали, почему здесь так тихо.
— Спасибо, — благодарит Легион, кивая, прежде чем повернуться к Андрасу и Лилит. — Что вы можете рассказать о подготовке?
Лилит радостно улыбается, так же, как и в тот раз, когда я наткнулась на их сеанс планирования.
— Тема — Венецианский маскарад. Блеск, гламур, с оттенком мрака и сексуальности. К тому же для нас прекрасная возможность оставаться скрытыми, что даёт дополнительный уровень защиты.
— Маскарад? Но если все будут в масках, как мы узнаем, кто есть кто? — спрашиваю я, в замешательстве нахмурившись.
— По запаху, — отвечает Легион, не смотря на меня. Он в режиме лидера. — Нужно включить наблюдение, которое работало бы двадцать четыре часа в сутки. Тойол?
— Есть. Ещё я работал над устройствами слежения, которые должны быть исправны в течение дня.
— Хорошо. Джинн, Феникс, вы будете следить за толпой. Сливайтесь с ней, слушайте разговоры, отмечайте любое подозрительное поведение. Серафимам будет неудобно в такой обстановке. Они будут напряжёнными, скорее всего, оставаясь на задворках толпы. Вы не увидите, чтобы они пили или вели себя непристойно.
— Другими словами они будут вести себя скучно, — закатывая глаза, замечает Каин.
— Более того, — вмешивается Адриэль. — Серафимы считают себя высшими существами, и лишь Всемогущий превосходит их силу. Если они видят в людях не более чем муравьёв, то другие, более мелкие существа — сама грязь у них под ногами. Вампиры, колдуны и им подобные — мерзости, по их мнению.
— Тогда, на кой хер им приходить? — выплёвывает Каин.
— Затем, что, какими бы высокомерными они ни были, не оставят камня на камне, — отвечает Легион. — Они чувствуют, что даже сейчас выполняют Божью волю. Возмездие. В своё время они поскользнуться, ибо близок день их бедствия. И на них надвигаются события. Серафим — это рука Божья. Они — сама месть.
Я качаю головой и спрашиваю:
— Но это месть Уриэля, а не Бога. Остальные это должны понимать.
— У Уриэля было тысячелетие, чтобы сочинить истории о богохульстве. Кто знает, во что он заставил поверить остальных.
Круто.
Серафим не только жаждет мести, но и, скорее всего, убедил многих братьев-ангелов в том, что такова воля Божья. Ведь не хватает ангелов, преследующих наши задницы.
Семё7рка продолжают обсуждать планы на маскарад, время от времени вмешивается Айрин, а Крисиз полностью отключается от них. Нико толкает меня локтем, замечая, что мои мысли витают где-то далеко.
— А я считал, что у Тьмы и Света проблемы, — комментирует он с полуулыбкой. — Серафим… Потрясно же
— Ага, — тяну я.
— Итак… готова к завтрашнему вечеру? — Он выгибает бровь.
— К завтрашнему вечеру?