Вспомнив добрую старушку, которая ей фактически заменила мать, девушка тяжело поднялась с кровати и медленно направилась к гардеробной. Достала спрятанный тёплый плед — подарок нянюшки и, завернувшись в него, вернулась в спальню. Прошла к окну, устроившись на широком подоконнике. Мягкая, пушистая ткань согрела не только тело, но и душу, утягивая мысли в прошлое.
Вспомнился смех нянюшки, когда она ловила бегущую по изумрудной траве маленькую Эвелину.
— Стой, негодница, — грозила пальцем, шутливо сдвинув брови. Потом охала, в притворстве хваталась за грудь, усаживаясь на траву, и Эвелина тотчас бежала обратно:
— Няня, плохо да? Не буду больше! Прости, прости меня! — каялась, целуя пухлые щёки женщины, уголки глаз, из которых разбегались лучистые морщинки.
— Уже не плохо, — обнимала женщина девчушку, усаживая на свои колени. — Вот ты подошла, поцеловала и сразу стало лучше, — улыбалась она, поглаживая золотистые волосы малышки.
Эвелина не знала, что такое материнская любовь, материнские объятия, но ей вполне хватало заботы любви нянечки, к которой она тянулась всем сердцем.
Даже после гибели родных она к своему стыду не горевала по погибшим отчиму с матушкой, ни по брату и сестре, с которыми практически не общалась. Хотя тот день отпечатался в её памяти до мельчайших подробностей.
Она случайно попалась на глаза отчиму, а он, будучи в отвратном настроении, запер падчерицу в глубоком винном погребе. Именно это и спасло её, потому как в то утро, за их городом открылся разлом, выпуская смертоносный эфир Бездны. Проникая в сознание людей, туманил разум, побуждая убивать друг друга, вытягивая через жгуты энергию смерти, боли, ужаса, ненависти.
Эвелина тогда, не зная — что творится наверху, забилась в самый дальний угол погреба, вздрагивая от доносящихся под землю криков и сжимаясь от воплей, раздирающих душу. Даже когда всё стихло, она боялась выползти из маленького закутка. Она не помнила — сколько прошло времени с момента, когда наступила оглушающая тишина. Когда же услышала отдалённые голоса мужчин, решилась выползти, потихоньку дойти до двери погреба и позвать на помощь.
Так она осталась сиротой. Так узнала, что из её рода выжили всего десяток человек. Как бы ни просила её нянюшка, как бы ни плакала Эвелина — им не позволили остаться вместе. Девчушка была обладательницей пусть и мизерного, но всё же дара и её отправили сначала в реабилитационный центр, а потом перевели жить в интернат.
Судорожно втянув воздух, Эвелина вспомнила то чувство острого, невыносимого одиночества, которое стало её спутником в те годы. Только один день в неделю был для неё отрадой, когда её забирала нянюшка. Но всё изменилось, когда ей исполнилось десять лет. Именно в тот год она познакомилась с Диналией.
Новенькая девочка сразу привлекла внимание интернатовцев своей бравадой, отвагой и широкой белозубой улыбкой. Её огненные волосы, тугими кудряшками торчали во все стороны, придавая залихватский вид. Почему Эвелина привлекла внимание Диналии, она не знала. Но в самый первый день своего пребывания в интернате, новенькая девочка уселась в столовой с ней рядом, а после на уроках за одну парту.
— Ты где спишь? — после учёбы спросила и решительно потащила Эвелину в жилой корпус. — Будем дружить. Ты такая странная и смотришь на меня как будто я тебя съем. Ты чего, боишься меня что ли? — удивлённо вздёрнула рыжие бровки, покачала головой и пообещала, что будет её защитницей.