Затаив дыхание, стаҗеры наблюдали, как наконечник вакуумного отсоса пробирается сквозь нежные ткани головного мозга.
— Вау, — не удержался младший ассистент. — Какая восхитительная гадость.
Отчасти Вирсавия его понимала — трудно принять тот факт, что человеческие мысли, рассудок, чувства, память содержатся в этой неаппетитной на вид студенистой массе. Но гадость? Нет! Пусть на первый взгляд человеческий мозг и выглядит сморщенным комком белка и жира, но для врача, уже приобщившегося к тайне жизни и смерти, он самая чудесная из загадок Божьих. Место, где душа человека соединяется с его телом. Во всяком случае, так считает любой нейрохирург.
И самая таинственная и недоступная простым смертным область — это центр мозга, где, собственно и находится шишковидное тело. Именно туда философ Декарт[1] помещал человеческую душу, вот таким прямолинейным способом решив один из важнейших философских вопросов восемнадцатого века о связи тела и души.
— Такое впечатление, словно я ползу по туннелю.
Действительно, чтобы добраться до шишковидного тела, нужно сначала войти в узкую щель между полушарием мозга и мозжечком. И сделать это со всей возможной осторожностью. Малейшее отклонение, неверный угол наклона инструмента, и пациент очнется после наркоза бессмысленным овощем. Или в состоянии паралича. Или лишенным зрения. Или речи. Или… Господи, мой Боже, укрепи меня благодатью Твоею.
Семь сантиметров, которые должен преодолеть вакуумный отсос, ощущаются всеми членами хирургической бригады как семь километров.
— Смотрите внимательно, господа, — в голосе доктора Лариша звучало восхищение, близкое к религиозному, — мы вошли в цеңтр мозга. Это храм для нейрохирурга, так и запомните.
Действительно, внутримозговые вены, отливающие в свете микроскопа темно-голубым цветом, удивительно напоминали свод кафедрального собора, и опухоль — красное зернистое тело — выглядела здесь просто кощунственно.
— Пинеалома, — с отвращением произнес хирург, — ей здесь не место.
Вирсавия была с ним полностью согласна. Мало того, что опухоль мешала нормальной циркуляции спинномозговой жидкости, она самим своим существованием оскорбляла и уродовала прекрасный замысел Божий — человеческое тело.
— Что вы видите, Бертран?
Бертран Фуко, амбициозный выпускник медицинского факультета Университета Пьера и Мари Кюри, не подвел:
— Опухоль находится очень близко к венам Ρозенталя и Галея.
— И?
— Их повреждение неизбежно вызовет быструю смерть пациента.
— Верно. Что еще?
— Доступ к опухоли прегражден ещё несколькими кровеносными сосудами.
— Опять верно. Эти сосуды имеют второстепенное значение, так что один из них мы сможем перерезать. Какой именно?
— Эээ… — Всезнайка Бертран наконец скуксился: — Я не знаю.
— Я пока тоже, — утешил его Лариш.
И это было чистой правдой. Во время операции случаются моменты, когда хирург уподобляется саперу, которому приходится решать, какой из проводков таит в себе смертельную опасность.
— Вирсавия, ты готова?
— Да, доктор. Правое ответвление.