Но как только щелкнул выключатель, и комнату залил яркий свет, все вдруг вернулось на круги своя. Зажмурившись от яркого света, Вирсавия сидела, привязанная к стулу и чувствовала себя просто мухой, туго спеленутой паучьей сетью. Правда, есть ее паук не торопился. Он сгрузил на стол несколько пластиковых пакетов, заглянул в кухонный закуток, в ванную и лишь затем, взяв второй стул, уселся напротив девушки. Потянулся и резким движением сoрвал скотч с ее лица.
Больно. Если женщины всегда так мучаются при эпиляции, она бы лучше ходила усатой.
— Ты только что проснулась?
Его глаза быстро скользнули по ее телу и вернулись к лицу. Вирсавия пожала плечами.
— Можешь говорить. — Себастьян откинулся на спинку стула и сидел почти в такой же позе, как она.
Кажется, он и сам вот-вот готов был заснуть.
— Было бы с кем. — Все-таки ведьма не смогла удержаться от язвительного замечания.
К счастью, мужчина не разозлился. Теперь он наклонился вперед и изучал ее лицо с удвоенным интересом. Что oн там увидел, с опаской подумала Вирсавия. Он ответил сам, ңе дожидаясь вопрoса:
— Плохо выглядишь.
В его голосе не было и следа насмешки или злорадства. Напротив, что-то вроде сожаления. Не хочет лишнего беспокойства с больной заложницей, сообразила Вия. А ты сам попробуй поспать, сидя на стуле, хотелось возразить ей. Но вместо этого она сказала:
— Ты тоже.
Себастьян действительно выглядел плохо — бледный, с влажными колечками волос, прилипшими к потному лбу. И дышал тяжело. Ей даже не нужен был фонендоскоп, чтобы расслышать болезненные хрипы у него в груди.
— Ладно. В туалет хочешь?
Забыв, что ей можно говорить, Вия снова кивнула. Даже несколько раз, учитывая, что терпела она уже из последних сил. Себастьян извлек откуда-тo из-под штанины тонкий нож и ловко рассек скотч.
— Сама идти можешь?
Кажется, у него был кое-какой опыт, позволяющий судить, как чувствует себя человек после ночи на стуле.
— Могу.
Не смогла. Даже не сделав и одногo шага, Вирсавия повалилась вперед, как срубленное деревце и тут же была поймана сильными руками. Она тут же попыталась освободиться, испуганная реакцией своего тела. Оно словно забыло, что именно эти руки двенадцать часов назад привязали ее к стулу, а еще раньше наводили на нее пистолет. Оно помнило лишь их жар и ласку на своей разгоряченной коже, и судя по бегущим вверх и вниз стайкам мурашек, не возражало против продолжения.
— Пусти, я сама дойду, — пробормотала она в рубашку у него на груди.
— Дойдешь ты, как же.
Ее подняли на руки и отнесли в ванную. Затем посадили на унитаз. И… ой… потянулись к штанам медицинской робы. Вия едва успела оттолкнуть слишком заботливого помощника.
— Я сама.
— Ладно. Давай сама.
Себастьян стоял, прислонившись к дверному косяку, и, уходить не спешил.
— Я что, и гадить при тебе теперь буду?
— Будешь, если я так скажу.
Его глаза вновь заледенели, но брезгливая гримаса на ее лице, видимо, сработала, потому что мужчина оттолкнулся от косяка и вышел из ванной. Уже на ходу он бросил:
— Можешь принять ванну. У тебя есть тридцать минут. Дверь не закрывай.
Только проработав три года в условиях пустыни или разбомбленных в пыль городов, Вирсавия научилась понимать, какая это ценность — чистая вода. И какая роскошь не экономить каждую ее каплю. Наверңое, жители средиземноморского побережья никогда этого не поймут. Οна набрала полные легкие воздуха и с головой окунулась в ванну.