После завтрака прозвонил колокол, означающий, что всем пора на работу. Рей отправилась получать указания от брата Дофельда и присвистнула про себя, прикинув фронт работ. Убрать кухню, перемыть посуду, включая гигантские кастрюли и сковородки, откатить на тележке брату-птичнику корм для кур и гусей. Вычистить общий нужник. Вымести полы в кельях, собрать выставленные братьями к дверям ночные горшки, слить их в чан и отвезти в выгребную яму за воротами монастыря. Вымыть и почистить к обеду овощи на всю братию. Вынести весь мусор — его надо было сначала рассортировать, а потом вывозить на компост и к контейнеру в допотопной дребезжащей тележке. Рей вообще удивляло, что в этой обители была какая-то странная смесь старинного уклада и современных технологий. Электричество, камеры, интернет, эффектно выезжающий трон Сноука в подземной крипте, и в то же время — ржавый подтекающий кран на кухне, старая плита, никакой посудомоечной или стиральной машины, никакого обогрева в кельях. Хотя видела она пока что только кельи “низшего звена”. Может, у привилегированных монахов совсем другие условия? Обычно в сектах так и бывает. Кажется, во время своей беготни с мусором она где-то заметила даже спутниковую тарелку на крыше внутренней постройки. Интересно, где живет приор? А его “рыцари”, участвовавшие в ночной мистерии? Проповедник Хакс? И сам аббат Сноук, о котором здесь принято говорить с таким придыханием, закатывая глаза, и называть верховным лидером?
Она как могла тщательно осмотрела кельи, которые должна была убирать. Ничего. В прямом и переносном смысле. Кровать, умывальник, вешалка — точно такие же, как и в ее комнате. Надо как-то подобраться к высшим чинам. Но как? Она прекрасно понимала, что все хвалы “потенциалу” Рене были лишь пустым звуком, за которым ничего не стояло. “Терпение, — напомнила она себе. — Терпение. Расследование — это марафон”.
К середине дня Рей совершенно вымоталась и была счастлива, когда наконец прозвонил колокол, означавший, что можно сесть за стол. Обед был не сильно веселее завтрака: пустая похлебка, овощи, хлеб. Никакого мяса. Зато чтение духовных наставлений. Все, чтобы усмирить плоть, укрепить дух и промыть мозги так, чтобы они перестали нормально работать.
После обеда был короткий перерыв на четверть часа, и Рей, пользуясь близостью к кухне и памятуя о том, что на ужин снова будет, похоже, только невнятная лепешка из неизвестной субстанции, спрятала под подолом рясы пару ломтей хлеба с печеными овощами и унесла их к себе в келью. Судя по всему, не только она злоупотребляла служебным положением: в кладовке за кухней она заметила брата Дофельда, который быстро сунул что-то на полку, испуганно оглянувшись на проходившего мимо Рене Мореля. Простачок Рене сделал вид, что ничего не заметил, а уже потом, снова вернувшись на кухню, Рей заглянула в это тайное место — там стояла ополовиненная бутылка кальвадоса. Похоже, нервный брат Дофельд любил снимать напряжение алкоголем. Отлично. Значит, есть шанс его разговорить! Надо как-то постараться почаще получать послушание на кухне…
После перерыва Рей снова вкалывала, не покладая рук. Мыла посуду, убирала кухню, потом ее позвал помогать брат-конюх: она выгребала и вывозила на тележке навоз из конюшни, развозила лошадям охапки сена по стойлам.
Наконец снова прозвонил колокол — монахам было позволено отправиться к себе в келью на полчаса, привести себя в порядок перед вечерней молитвой. Рей бегом устремилась к себе, без сил рухнула на кровать — хотелось закрыть глаза и умереть от усталости. Она вытащила было диктофон и наушники, чтобы еще раз прослушать записи, сделанные при разговоре с Финном. Но от усталости и недосыпа совершенно осоловела. Голова вообще не соображала. Да, беда. С таким распорядком дня она не сможет нормально вести расследование… Стоп, остановила она себя. Привыкну. Тяжело только в первое время. Дальше войду в ритм, будет проще.
Колокол снова звал на молитву, и Рей, вздохнув, вышла во двор. Братья уже двигались от келий в сторону церкви — опустив головы и сложив руки. Рене Морель принял было такую же смиренную позу, но…
— Рене!!!
Брат Дофельд, встрепанный, бледный и перепуганный, летел к ней от кухни на всех парах.
— Рене!!!
Монахи удивленно на него оглядывались, когда он притормозил перед Рей и выдохнул:
— Приор! Зовет! На кухню!... Быстро!...
— А как же молитва? — простодушно спросил Рене, с недоумением глядя, как брат Дофельд, держась за сердце, еле переводит дыхание с таким видом, как будто его вот-вот хватит инфаркт.
— Какая молитва?!! Приор!!! Зовет!!! — выкрикнул он в отчаянии и схватился теперь уже за голову.
Рей сообразила, что, видимо, приор в монастыре куда важнее молитвы, и, оставив прислонившегося к стене брата Дофельда, Рене Морель — все в той же смиренной позе со сложенными перед собой руками — заспешил на кухню.
Черная огромная фигура в капюшоне внушительно возвышалась под низким потолком и выглядела весьма зловеще.
“Прямо папочка, который готовится устроить кому-то головомойку за опоздание”, — попыталась пошутить про себя Рей. — “Только ремня в руке не хватает”.
Она с удивлением поняла, что... ей стало страшно. Впрочем, от вида этого разгневанного лося у любого холодок по спине пробежит.
— Вы звали меня, мессир? — смиренно, не поднимая глаз, прошептал Рене.
— Что. Это?
Два коротких слова упали, как две неподъемные каменные могильные плиты.