Кивнула, понимая, что даже если не согласна придётся отвечать.
— Почему?
Для того чтобы понять, одного вопроса, одного ответа будет мало.
— Я думаю, это было бы ошибкой, рождение ребёнка сейчас.
Заявила смело, открыто смотря в его прищуренные глаза. Отчаянный шаг, над пропастью непонимания и не веры. Но и молчать, врать уже не могла …
Первые месяцы совместной жизни, находясь в шоковом состоянии или в состоянии какой-то прострации, я действительно не понимала, не ощущала последствий замужества и принадлежности Даневичу. Но потом я потихоньку начала выныривать из состояния моральной пустоты. Понемногу выбираться на берег реальности. И эта реальность оказалась нехорошей, пустой и давящей.
Учится, посещать колледж Валик не разрешал, как и свободно передвигаться. Последний год закончился купленным дипломом. О поиске работы даже речь не шла. Какая работа, ведь я должна родить ему наследника. У меня не было подруг, зато были охранники и жены деловых партнёров Даневича. Каждый мой шаг, каждый мой наряд, покупка, согласовывалась с Валентином. Мне даже карманных денег не полагалось. А зачем? Любая прихоть удовлетворялась полностью.
Однажды я захотела съездить к матери, и охранники меня попросту не выпустили, потому что не смогли выйти на связь с Валентином. «Не смогли согласовать» — короткий ответ, после которого я на целый день осталась в доме.
Спустя две недели после этого случая, когда Валентин заметил, что я практически не разговариваю и отказываюсь от походов в рестораны и мероприятия, согласился ослабить контроль. Улыбаясь, прижимая к себе, он заявил, что я могу развеяться и разнообразить досуг любыми курсами (конечно же на дому!), и прогулками с охраной. Он не хочет, чтобы я скучала, пока его нет рядом.
Я начала учить английский, но это мало что изменило… Дни шли, моё состояние ухудшалось, контроль за мной все рос.
Мы отпраздновали моё двадцатилетие в Турции, в шикарной гостинице, вот только гостей не полагалось. Теперь всюду и всегда вдвоём. Иногда мне казалось, что Валентин пытается меня спрятать от всего мира, закрыв на замок. И ему это удавалось очень хорошо. А последней решёткой на маленьком окошке свободы станет рождение ребёнка. Понимала, понемногу схожу с ума.
— Понятно. — Редко можно было увидеть, чтобы он настолько бесился, но, маска самообладания не сходила с его загоревшего лица. Только глаза полыхали гневом.
— Дома поговорим, схватил за руку и почти выволок из приёмного покоя. Усаживая в машину, молчал.
Мы приехали домой, он аккуратно закрыл дверь, никак не проявляя эмоций. Прошли в спальню.
— Показывай, где ты их держишь, обратился он ко мне.
— Зачем?
— Тома не перечь мне, не спорь.
— Я и не перечу, я спрашиваю.
— Затем, что я собираюсь спустить их в унитаз.
— Я против.
— Я не спрашиваю.
— Так спроси моё мнение. — Спроси МОЕ МНЕНИЕ. — Чего ты боишься Валик? — Боишься услышать, что никаких детей я не хочу, а хочу учиться, и жить нормальной жизнью. — Я ХОЧУ БЫТЬ СВОБОДНОЙ!
— Это уже даже не смешно. — Ты этого не можешь требовать.
Он подошёл ко мне и сильно тряхнул. Голова заболталась.
— Я сказал тебе отдай мне таблетки. — Или я их найду сам, переверну каждый угол этого дома. — Достану каждую мелочь, каждую тряпку, каждый твой маленький секрет, который задумала спрятать от меня. — Я твой муж, я твой, блять, законный муж. — заорал он, яростно, и выдохся сообразив, что я отвернулась. — Твою мать. — Не смей закрываться Тома. — Не смей!
Казалось он готов вырвать моё сознание, за то, что я сумела найти естественную и совершеннейшую защиту от него. Научилась морально, эмоционально закрываться: ни видеть, ни слышать. Я действительно хочу уйти, закрыться, спрятаться.
— Нет Тома, не ври хотя бы сама себе.