Затем Рид открыл пробки на каждом из контейнеров с необработанной магией. Сияющие белые крапинки парили внутри, неподвижные, как звездный свет, словно не желая, чтобы их беспокоили. Осторожно он вызвал магию — погладил горлышко фляжки, нежное слово, прошептанное так близко, что его дыхание затуманило стекло.
Постепенно магия полилась на септограмму, целая стая светлячков осветила тускло освещенную комнату. Как только каждый контейнер был опустошен, Рид наклонился и поцеловал доску заклинаний, как это было принято при подготовке любых заклинаний или проклятий, связанных со смертью. В тот же миг магия начала шевелиться.
— Мне не нравится, когда люди нависают надо мной, когда я работаю, — коротко сказал он.
Несмотря на то, что Изобель сама создавала чары бесчисленное количество раз, она была так заворожена, наблюдая за ним, что ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он заговорил с ней.
— Ты сказал, что я могу посмотреть, — сказала она.
— Ты здесь не для того, чтобы смотреть.
Как она и опасалась, ее отец был слишком оптимистичен, ожидая союза с Ридом.
Тем не менее, не желая так легко сдаваться — особенно после того, как ее отец заявил о такой уверенности в вечерних новостях, — Изобель оглядела комнату в поисках какой-нибудь другой темы для разговора. Ее взгляд упал на книгу в мягкой обложке в углу его полки, корешок потертый от чрезмерного использования.
«Традиция трагедии», — прочитала она, стараясь, чтобы ее голос звучал бодро, когда слова оставили кислый привкус во рту. — Не часто увидишь местных жителей Илверната с этим.
— Это написал местный житель Илверната, — отметил Рид.
— Это написал Грив, — поправила она. Сомнительно конечно; семья Грив просто шутка.
— Ты не одобряешь, что они выставляют грязное белье Илверната?
Изобель знала, что ей следует вести себя вежливо, но было трудно сдерживать свое мнение, когда дело касалось этой книги.
— Это неуважительно. И как раз в тот момент, когда вся шумиха улеглась, появилась Кровавая Луна. Теперь город переполнен еще большим количеством протестующих, кричащих на нас, беспокоящих нас репортеров, охотников на заклинания, глазеющих на нас…
— Ты из тех, кто умеет говорить. Я видел передачу, которую ты устроила для того репортера.
Изобель постаралась не съежиться.
— Ну, это не значит, что я одобряю, что из нас делают представление.
— Каждые двадцать лет мы отправляем семерых подростков на бойню и вознаграждаем того, кто выходит с наибольшим количеством крови на руках, — решительно сказал Рид, все еще глядя на свою работу. — Ты должна больше беспокоиться о том, что мы выглядим презренными.
Изобель никогда бы не ожидала услышать, как кто-то из самой уважаемой семьи города, занимающейся заклинаниями, критикует турнир. Мактавиши зарабатывали на жизнь тем, что причиняли вред другим, нарушая границы строгого законодательства своей страны о заклинаниях. Они были одними из немногих, помимо конкурирующих семей, которые знали о турнире до выхода книги. Возможно, для них это и было бизнесом, но это также традиция. Что-то, чем можно гордиться.
По крайней мере, так сказал ей отец прошлой зимой, когда родственники назвали ее чемпионкой.
Что значит «ты не хочешь»? он ругал ее, несмотря на слезы. Это твой долг, Изобель. Ну и что с того, что СМИ узнали об этом немного раньше? Наконец-то у нас есть чемпион, которым может гордиться наша семья.
— Тогда зачем ты накладываешь на меня это заклятие? — спросила Изобель у Рида, отгоняя неприятные воспоминания. — Ты знаешь, что я планирую использовать его на турнире.
— Я никогда не утверждал, что тоже не был презренным.
Это показалось Изобель тревожным ответом, но прежде чем она смогла надавить на него дальше, он добавил:
— Ты не первый чемпион, который навещает меня. Я уже встречался с Карбри Дэрроу и Элионор Пэйн. Семья Карбри знает больше, чем кто-либо другой, о прошлых турнирах. Элионор отложила учебу в университете специально для того, чтобы стать чемпионом. А чемпион Торбернов опередит множество соперников еще до начала турнира. И все же ты та, о ком больше всего пишут газеты. Почему это?