Бьякуя фыркнул, но возражать не стал. Он вспомнил прошедшие дни, когда в попытке раскрепостить Нацуми он дёргал её за руки, таскал везде за собой как куклу, зная, что она не скажет и слова против. Пытался её разозлить, чтобы увидеть её реакцию. Даже написал на её веере весьма нелестное слово, но ничего не выходило. Только с каждым разом её взгляд становился грустнее, а количество слов, что она могла ему сказать, меньше.
Парень встряхнул головой, хмурясь, и разжал руки. Соджун принял это за отголосок ожидаемого им раскаяния, стиснул на секунду крепче плечо сына и ушёл в дом, предоставляя Бьякую его мыслям. Парень помялся, обдумывая произошедшую ситуацию снова и снова, но потом всё же пошёл в ту сторону, в которой недавно скрылась Нацуми.
Искать девочку по реацу было невозможно. Её духовная сила была отчего-то практически неуловима. Поэтому Бьякуя решил сперва осмотреть места, где она могла быть. Он зашёл в комнату к матери, но застал там только саму Хаякаву. Потом обошёл западную часть поместья, где обыкновенно Йоруичи играла с ним и Нацуми в пятнашки (скорее просто пыталась вывести Кучики из себя, а Урахара лишь стояла рядом, не вмешиваясь). И только после он направился в место, которое, как он думал, любила девочка — её мысли всегда были тайной.
На этой неделе сакура, наконец, зацвела. Этого момент Хаякава ждала больше всего, ведь до излюбленного ею пикника в выходные оставались считанные дни. В их семье была традиция устраивать вечерние посиделки под этим деревом в кругу родных и близких друзей. На этот маленький праздник даже Гинрей не смел не прийти.
Бьякуя стоял под этим розовым чудом и глядел в зеркальную гладь озера, образованного здесь рекой. Той, кого он надеялся найти, не было здесь, однако еле уловимый отголосок её силы в этом месте не давал ему просто взять и повернуть в сторону дома, бросив поиски. Так он пробыл здесь с минуту, пока плоды его трудов не дали о себе знать — откуда-то сверху послышался хруст.
Первое, что увидел Кучики, когда поднял голову, — голая стопа, исчезнувшая в цветной кроне. Он подошёл ближе к дереву, пытаясь разглядеть человека, забравшегося на него, и тогда увидел блеснувшую в солнечных лучах шевелюру Нацуми. Девочка залезла на толстый сук дерева в пяти метрах от земли и остановилась на нём, заметив, что её присутствие более не тайна.
Не говоря ни слова, Бьякуя подошёл к самой нижней ветки, зацепился за неё руками и подтянулся, чтобы забраться на неё. Так он проделывал этот трюк пока не достиг той высоты, на которой, притихнув, сидела Нацуми. Когда он обхватил ногами сук, чтобы надёжно закрепить себя на дереве, девочка вжалась в ствол, отвернувшись от него, тем самым пряча своё лицо в пятнах от парня.
— Ты далеко забралась. Могла упасть, — спустя минуту молчания произнёс Бьякуя.
— Ты тоже, — буркнула Нацуми. У Кучики расширились глаза. Не сказала, не пролепетала, не промолвила, а буркнула! Похоже, он действительно обидел её. И всего-то надо было побить. — Мог и не лезть за мной, а я не маленькая.
— О, то есть теперь мы разговариваем?!
— Чего ты хочешь? — в глаза Нацуми вернулась вселенская печаль, она обречённо посмотрела на Бьякую. Парень заелся, решив, что она вновь начнёт ускользать от разговора.
— Я… хотел извиниться?
— Ты у меня спрашиваешь? — хихикнула Урахара, вновь повергая Кучики в шок. Он впервые слышал её смех, и этот звук был настолько прекрасен, что хотелось слушать его вечно.
— Ну да… наверное, да… — теперь уже черёд Бьякуи был смущаться. Парень почесал бровь, судорожно думая, что теперь ему говорить. — Так ты простишь меня?
— Я не…
— Только не надо говорить, что ты не сердишься, — перебил её Бьякуя, хмуро поглядев на девочку. Она непонимающе захлопала ресницами. — Я виноват, и ты это знаешь. Так что прими уже мои извинения и давай… — он снова замялся, — начнём всё сначала. Не хочу смотреть на то, как с каждым днём ты отдаляешься от меня всё дальше. В конце концов, Урахара-сама хотел, чтобы я помог тебе стать человеком, а выходит, что ты только больше превращаешься в гибрида синигами и пустого.
Нацуми снова хихикнула, и с сердца Бьякуи словно камень свалился. Она рассмеялась второй раз — впору это записывать в его личную книгу славу. Только сперва надо будет её завести.
— Это значит, что я прощён?
— Я подумаю, — Нацуми улыбнулась как самая настоящая лиса, хитро прищурив глаза.
В этот день они разговаривали как никогда свободно. Нацуми рассказывала истории из своей жизни, главным героев которых зачастую был Киске, попадающий в нелепые ситуации. Особенно занятным были перепалки капитана двенадцатого отряда с его новым лейтенантом, который просто возненавидела его, зато саму Нацуми обожала, как сорока блестящие вещи. О неприязни Хиори к Киске знал весь Сейрейтей, в особенности — пятый отряд, капитан которого нередко попадал под раздачу от крайне взбешённой низкой женщины.
— Я уверена, что она любит его, вот и лупит, — сказала Нацуми. — В Мире живых говорят: «Бьёт — значит любит».
— Но у нас «Бьёт старшего по званию — значит, попадает под трибунал», — флегматично заявил Кучики. — Я удивлён, как ещё капитан Хирако не подал на неё заявление.