Люцифер нахмуривается. У него кружится голова от всего этого потока информации, что обрушился на него. От его внимания не ускользает то, что, если он и вправду ее отец, она его таковым не считает. Она говорит так, словно они два разных человека – Люцифер из прошлого и Люцифер из будущего – и в данный момент только один из них ее отец.
Это не должно его беспокоить.
Однако же по какой-то невероятной причине… беспокоит.
− Но ангелы не могут размножаться, − слабо настаивает он.
− Ну, а ты смог, − пожимает плечами она. – Не знаю, вправе ли я объяснить тебе, в чем тут дело, потому что понятия не имею, что тебе известно в этом времени, но это связано с самореализацией и уязвимостью. Ты это сам выяснишь.
Он растерянно моргает, совершенно сбитый с толку. Логика и рациональность подсказывают ему одно, тогда как необъяснимое стеснение в груди – совсем другое. Ангелы не могут размножаться, однако же перед ним стоит молодой ангел, которого он никогда прежде не видел и который явно не является его сестрой.
Упоминание ею уязвимости заставляет его задуматься о другой теории, которую он старательно избегает. С тех пор, как Детектив коснулась его шрамов, напоминая о страдании длиною в жизнь, он ощутил в себе изменения. Он начал что-то чувствовать – причем так много и в столь короткий срок, что порой просто задыхается от переизбытка эмоций. Он так долго не ощущал ничего – целые столетия пустого небытия – что внезапный наплыв чувств ошеломляют его.
Так что если он внезапно способен чувствовать, если способен меняться, возможно, это… как бы безумно это ни звучало… тоже возможно.
− Просто… посмотри мне в глаза, − в конце концов предлагает Рори, подходя к нему. – Посмотри мне в глаза и скажи, что я не твоя дочь.
Он закатывает глаза, но полагает, что если Детектив – рациональная, разумная, раздражающе милая женщина − готова это слушать, то и ему стоит.
Он поправляет халат, прищуривается и наклоняет голову, чтобы их глаза оказались на одном уровне.
Они такого же цвета, как его собственные – темно-коричневые омуты, поблескивающие от едва сдерживаемого веселья. Чувство, что внезапно зарождается в его груди, таится так глубоко, что он не может до него добраться и проанализировать. Но оно там, и отрицать его невозможно. Особенно когда она достает телефон и показывает снимки, которые, похоже, показывала и Детективу.
− Теперь веришь?
Он вздыхает и отступает, все еще ощущая какую-то тупую боль в груди.
− Наверное, − бормочет он. – Но это все равно полный абсурд. Я терпеть не могу детей и никогда не понимал желание людей размножаться.
− Вряд ли я была запланированным ребенком, − пожимает плечами она, − но ты хотел меня – захочешь меня. Не знаю, все так запутанно. Я тоже не знаю, как ко всему этому относиться, чувак.
Люцифер хмыкает и окидывает ее взглядом, выразительно выгнув бровь.
− Я позволяю тебе так одеваться? – спрашивает он, отнюдь не впечатленный ее внешним видом. – Словно тебя пережевал и выплюнул магазин одежды для панков и рокеров?
Она фыркает и скрещивает руки на груди поверх хиппарской футболки. Он медленно осматривает ее, начиная с розовых прядок в волосах, кожаных ремней вокруг шеи и запястий и заканчивая громоздкими армейскими ботинками, и раздумывает над тем, что ни один ребенок на свете не станет носить столько шипов.
Он неприязненно морщится.
− Позволяешь мне? – повторяет она. – Это 2016-й или 1916-й? Я одеваюсь, как хочу.
− Это я вижу, − сухо замечает он.
Она снова фыркает, явно раздраженная.
− И что нам теперь делать? – размышляет вслух Люцифер.
И тут он вспоминает о том, что делает, или, что гораздо важнее, к кому обращается, когда ему нужна помощь.
− Пойдем со мной, − велит он и, быстро схватив ее за руку, тащит к лифту.
***
− И вот что у нас есть, − заканчивает он, хлопнув в ладоши, − совершенно нелепая история, если в двух словах.
− Ты долго еще собираешься назвать ее нелепой? – спрашивает Рори, закатывая глаза. – Не надоело еще все драматизировать?
− Я и не драматизирую, − возмущается он, нахмурившись. – Это ты драматизируешь.
− Вовсе нет!
Они оба раздраженно фыркают, отворачиваются друг от друга, хотя и так сидят по разным сторонам дивана, и одновременно закидывают ногу на ногу.
Линда смотрит на них, явно стараясь сохранить невозмутимость.
− Так ты его…
− Дочь, − кивает Рори.
– От…
− Хлои.