Осознав, что сболтнула лишнего, Гаррет пробормотала:
— Чёрт возьми. Я вам ничего не говорила.
— Говорила, — возразила Меррит, — и теперь я настаиваю на том, чтобы ты рассказала, кто послал Итана в Шотландию. Насколько я знаю, единственный герцог, с которым он знаком лично, — это Кингстон. — Хотя Гаррет упрямо молчала, Меррит уловила в выражении её лица лёгкую досаду. — Так и есть! — воскликнула она. — Ты должна поведать мне, что он расследует. Ты же знаешь, я не пророню ни слова, герцог для меня всё равно что член семьи. — Меррит не собиралась отступать, но вдруг заметила, что лицо Кира напряглось и побелело как полотно. — Вы что-то почувствовали? — мягко спросила она. — Вам больно?
Он покачал головой и опустил подбородок на предплечье, уставившись в пустоту.
Закончив накладывать швы и пластырную повязку, Гаррет сложила медицинские принадлежности в кожаную сумку.
— Не выпьешь виски перед уходом? — спросила Меррит.
Во взгляде доктора промелькнуло сожаление, но она с улыбкой покачала головой.
— Спасибо, но я не могу. Я "в предвкушении новой жизни", как выражается Итан.
— Правда? Как чудесно! — воскликнула Меррит. — Поздравляю, моя дорогая! — Она с облегчением обнаружила, что душевная боль, которую она испытывала всякий раз в прошлом, когда получала такие новости от друзей и родственников, теперь значительно притупилась. Меррит радостно поинтересовалась, когда ожидается появление ребёнка и как чувствует себя Гаррет.
Кир сел и небрежно завернулся в одеяло, молча прислушиваясь к разговору. Мельком взглянув на него, Меррит заметила, что он задумчиво на неё смотрит, внимательно следя за её реакцией. Догадавшись, что он обеспокоен тем, как она может воспринять новости Гаррет, Меррит затопила тёплая волна признательности.
Проводив Гаррет, Меррит вернулась в гостиную и стала собирать разбросанные вещи.
— Я попрошу горничную их замочить, — сказала она, — и заштопать пальто. Она очень искусно обращается с иглой.
— Но я не могу отправиться домой в чём мать родила, — заметил он.
— Даже не думайте надевать грязную одежду поверх обработанной раны, — в ужасе проговорила Меррит. — Мы что-нибудь для вас подыщем. — Она потянулась за его пальто. — Я выну всё из карманов и отдам его Дженни.
— Меррит, — обеспокоенно начал Кир, зашевелившись на диване. — Лучше я…
— Всё в порядке, — сказала она, опустошая внутренний карман пальто и выкладывая на стол личные вещи Кира: перочинный нож, несколько монет, ключ от квартиры, карту, носовой платок и потёртый кожаный бумажник с наружным карманом для билетов или записок. Из бумажника выпал сложенный листок, и Меррит попыталась засунуть его обратно. — Мы оставим все ваши вещи на этом самом месте, и… — Её голос затих, когда она разглядела машинописные буквы.
Это была аккуратно оторванная полоска страницы, на которой она напечатала их имена в конторе.
Мистер Кир Макрей Леди Меррит Стерлинг
— О, — выдохнула Меррит, хаотичные удары сердца в её груди напоминали разлетевшиеся в стороны жемчужины из разорванного ожерелья. Какой-то клочок бумаги и чернила… Но сколько смысла.
Кир чуть отвернулся в сторону, его лицо пылало. Когда молчание затянулось, он заставил себя встретиться с ней взглядом и еле заметно безрадостно улыбнулся.
— Не нужно мне было приходить, — сказал он.
Меррит знала, что Кир прав.
Здравый смысл подсказывал ей, что этим чувствам нельзя доверять, всё происходит слишком быстро и не закончится ничем хорошим для них обоих.
"Не думай, не прикасайся, не разговаривай, не вдыхай аромат и не пробуй на вкус. Отправляйся в тёмную комнату, запри дверь, закрой ставни от солнца".
Слишком поздно.
Сколько потребуется ещё времени, сколько лет пройдёт, прежде чем Меррит снова испытает к мужчине подобные чувства? Возможно, пять… возможно, двадцать.
А, возможно, это не случится больше никогда.
К счастью, здравомыслящая женщина всегда знает, когда следует отбросить осторожность.