Она о чем-то непринужденно беседует со стоящими вокруг нее академиками, сдержанно, но вежливо кивает в ответ на приветствия. Она ненароком оборачивается чуть назад, что-то отвечает… и их взгляды встречаются.
Сердце Виктора уходит в пятки. Кровь громким набатом стучит в ушах.
Он думал, она умерла. А она жива.
Она улыбается ему – как когда-то давно, как прежде, она узнает его, – и механизм, давший сбой где-то внутри, в потерявшейся в потемках душе, снова начинает работу.
========== 7 ==========
– Приветствую вас, коллеги, – вещал с трибуны декан, и зал обратил внимание на залитую солнцем сцену. – Как вы знаете, через полгода состоится двухсотая годовщина Дня Прогресса, праздника, в котором жители Пилтовера отмечают век превосходства технологий и развития. Ежегодно на выставке столицы представляются самые перспективные работы и направления, и в скором времени нам следует решить, что мы предложим городу на этот раз.
Джейс уповал на возможность выделиться своим проектом над остальными консервативными продуктами, и за последнее время они добились небывалого успеха. Результаты были ошеломительные… Ему не терпелось показать это декану, а затем и Консульству, а следом и всему миру, и выставка Дня Прогресса была прекрасным шансом.
Однако для окончательного результата необходима поддержка проекта. Хекстек по-прежнему оставался экспериментальной разработкой в рамках кафедры Инженерного факультета, масштаб был мелковат.
– С этой целью, – продолжал Хеймердингер, – произошли нововведения, которых, безусловно, многие из вас ждали. И так, дорогие члены Академии, сперва я с великой радостью объявляю, что в наши ряды наконец полноценно входит профессор Алекс де Блан. Поприветствуем! Добро пожаловать обратно, профессор!
Луч рампы выхватил фигуру в черном, улыбающуюся женщину с бледным лицом, и аплодисменты заполнили зал.
Виктор смотрел и не верил.
– Профессор возглавит одно из наших перспективных направлений, но об этом, – подчеркнул декан, сходя с пьедестала, – она расскажет вам сама. Прошу вас.
Костыль уже не выпадал из рук Виктора, он вцепился в рукоять как в спасительную соломинку, единственную опору и предмет, дающий ощущение реальности.
Под пристальным взором сотен пар глаз, академиков, сотрудников факультета, Алекс де Блан плавной походкой шествовала к сцене в сиянии солнечных бликов.
Когда она заговорила, старый мир окончательно рухнул. Это был ее голос, такой родной, что казалось, актовый зал пуст, и существует только женщина за кафедрой.
– Дорогие коллеги, я рада приветствовать вас здесь, и я чрезвычайно рада возвратиться в стены Академии спустя столько лет.
«Столько лет…» – пронеслось в мыслях заметкой на полях. Может, и не было этих лет вовсе – словно разорванные куски жизни сшили, спаяли лазером, и шрамы почти не видны.
– Да, я не присутствовала на заседаниях и аккредитациях очно, но у меня было достаточно времени, чтобы изучить все, чем занимался Инженерный факультет. Кроме того, кто-то из вас последние годы общался со мной лично, а кто-то знал меня под имяреком супервизора.
Женщина очаровательно улыбнулась и с ее губ слетела усмешка.
– Да, коллеги, тот въедливый анонимный ревьюер ваших работ – это я. Это я была занозой в… – де Блан сделала эффектную паузу, нарочито, но остроумно, – вашем рабочем стуле. А самое важное…
Куда уж важнее! Виктор лично вступал в споры с супервизором, на суд которому направлялись многие его работы. И он даже представить не мог, что за строгими строчками неочевидных комментариев скрывалась…
Но как же так?! Неужели она… столько лет… Она не выходила с ним на связь, несмотря на то, что он не переставал искать ее. Он писал ей – много, с пылкостью и, порой, смелостью, на которую никогда бы не пошел, если бы она была перед ним не понарошку.
Если бы он узнал, что она умерла, он бы прекратил… Но он этого не мог знать наверняка.
Как-то он признался ей в любви, в витиеватой форме, в одном из последних писем. Последних, после которых он на пару лет работы с Джейсом хранил молчание.
Виктор посчитал, что надежда утрачена навсегда… Он так считал, вероятно, с самого начала, но до последнего обманывал себя, этими глупыми страданиями, этими глупыми письмами. Он так справлялся со своим одиночеством – как если бы она была собеседником, который его внимательно слушает.