«Нет, нет, не может быть», – словно говорил он, качая головой, при этом подаваясь вперед, обеими руками притягивая ее к себе, вынуждая наклониться ближе.
– Я не должна была позволять тебе сделать с собой подобное, – выдохнула она в его приоткрытые губы. – Прости меня.
– Это не важно, – отозвался Виктор. – Уже не важно.
Он лгал себе, что это не имеет значения, он выбрал обмануть себя – насколько сильно было желание раствориться в этой манящей неге, в этом желании… в ней.
– Ты самое ценное, что у меня есть. Я люблю тебя, Виктор.
Когда-то давно он в наивных мечтах представлял себе эту сцену… Их объяснение в любви. Их близость. Их счастливое будущее двух влюбленных ученых, меняющих мир к лучшему.
Сейчас они были другими, искалеченными, существующими лишь за счет бесконечной агонии и борьбы живого и мертвого внутри их тел.
Сейчас ее слова звучали иначе. Глубже. В самое сердце. Из правды их общей боли и одного одиночества на двоих.
Только сейчас он поверил.
Он не успел ответить, набрав в грудь воздуха, так и не признался во взаимности – она поцеловала его. Тысячи фейерверков взорвались в голове, тысячу нервных клеток умерли и возродились, и он жадно впивался в ее рот, будто страдая от неутолимой жажды.
Алекс села Виктору на колени, лицом к нему, он держал ее так крепко, как позволяли ослабевшие руки. Он не мог оторваться, и она не могла, и его тело, казалось, бросило все свои ресурсы на то, чтобы он прочувствовал полноценно момент их воссоединения.
У него была эрекция… удивительно. Виктор отметил этот факт вскользь, он вообще старался не думать о том, что происходит, о том, что де Блан уже стаскивает с него жилет, расстегивает комбинезон и рубашку.
Она отстранилась и слезла с него, чтобы раздеться полностью. Он таращился на нее с широко распахнутыми глазами, восторженно, не понимая, как он еще жив, наблюдая такую красоту.
Она была прекрасна. Как молодое тело с правильными формами, как совершенная комбинация прогресса науки и магии в живом существе. Она чувствовала, что ему нравится. Она, быть может, даже дразнила его, не сразу возвращаясь к нему на колени.
Она не была слишком напориста, она его щадила. Он был хрупок и беззащитен в своей отчаянной искренности, в девственной чистоте чувств и мыслей.
Они чуть не свалились со стула, когда Виктор потерял равновесие. Де Блан хихикала ему в ухо, порождая миллиарды мурашек, бегущих по спине, и они переместились на пол, на ворох одежды, лежавшей в центре лаборатории причудливым узором.
========== 19 ==========
Это было неудобно, порой нелепо и неуклюже, но ему было все равно. Рот наполнялся слюной, сердце бешено колотилось в груди, он то и дело задыхался, забывая дышать, уже не сдерживая стонов.
Они только начали, а он уже будто умирает.
– Дыши, – коротко и шепотом напоминала ему де Блан, а он, вместо того, чтобы следовать ее указаниям, делал лишь судорожный вдох, как перед погружением в воду, и вновь целовал ее, лежавшую на спине под ним.
В какой-то момент выставленные вперед руки, которыми он упирался в пол, уже начали трястись от усталости, и женщина крепче обхватила его бедра разведенными в стороны ногами, поддерживая и выравнивая положение.
Она гладила его по голове, запускала пальцы в густые волосы на затылке, притягивала к себе, а затем отстраняла, чтобы он совершил необходимый глоток воздуха.
– Если я так умру, – в полубреду говорил Виктор, – это будет приятная смерть.