Он не торопится. Будто задумался. Размышляет. Придумывает, как поступить.
Минута. Вторая.
Я так и стою. Спиной к нему.
Он убирает мои волосы в левую сторону, освобождает правую. Чувствую горячее дыхание у себя на шее. Он кладёт свою голову мне на плечо. Обнимает за талию. Мужская эрекция упирается мне в спину. Он возбуждён…
— Я тебя не трону. — заявляет, легонько целуя в висок. — Но я не хочу, чтобы ты мне в чём-то отказывала. Не хочу тебя вынуждать. И если хочешь, чтобы я отсюда ушёл, выполнишь моё условие.
Каждое слово говорит тихо, с хрипотцой в голосе. Меня такой тон уже не возбуждает, а когда-то… мурашки по коже от одного прикосновения рассыпались…
— Какое… условие? — пытаюсь произнести как можно твёрже, но голос дрожит. Я не знаю, чего от него можно ждать. Если без страха пришёл в этот дом, то Бог знает, какое там у него условие.
— Повернись ко мне, Ангелина.
За последние семь лет мое имя никто и никогда не произносил с такой… лаской, что ли… Будто я для него важный человек. Дорогой. Нужный.
Он не дожидается. Сам поворачивает меня и снова нависает надо мной. Хорошо, что вечер. Темно… Но тусклый свет ночника позволяет увидеть его профиль.
— Я слушаю, — кладу голову ему на грудь. Не хочу, чтобы он пялился меня. Смотрел.
Чувствую, как стучит его сердце. Словно сумасшедшее. В бешеном ритме. Он? Цербер? Волнуется? Или…
— Поцелуешь меня. Сама. Добровольно. Одну минуту. Не больше. А потом я уйду, — хрипит.
— Нет, — выходит слишком резко. Я же никого не целовала за семь лет. Если только один раз. Муж заставил. И меня до сих пор тошнит, когда вспоминаю. Не хочу я его целовать! Не могу!
— Нет?! Я это за ответ не принимаю. Может, мне остаться здесь до самого утра? — голос становится твёрдым. Ему не понравилось. — Подними голову.
Дышу часто-часто. Трясусь.
— Чёрт бы тебя побрал! — выплёвываю со злостью. Обняв его за шею, резко притягиваю к себе. Целую!
Я. ЦЕЛУЮ. САМА. ДОБРОВОЛЬНО.
Я даже не заметила, как его язык проник в мой рот. Глубоко. Уверенный и искусный. Сжимаю его волосы на затылке в кулак, а второй рукой впиваюсь ногтями в его плечо. Не больно ему, конечно, через одежду.
Он то ли рычит. То ли стонет. Но прижимает меня к стене ещё крепче. Обхватив мое лицо своими огромными ладонями, целует. Жадно. Требовательно. Глубоко.
И, чёрт побери, это приятно. Я… Я схожу с ума. Воспоминания плывут перед глазами. Дамир…
Его торопливый поцелуй. Семь лет назад. Спешил он в тот день. Но всё равно не целовал с таким голодом. Напором. Так грубо. Он был мягок.
Цербер…
Он целует жёстко. Нагло. Но всё равно не тошнит. Я чувствую, как тепло внизу живота растекается. Это неправильно. Неверно.
Такого я не чувствовала. Отвыкла. Так не должно быть.
— Отпусти, — шепчу сразу же, как только он на секунду опускает мои губы, чтобы отдышаться. — Перестань…
— Молчи! — приказывает и снова покрывает мой рот поцелуем. — Тебе же хорошо! Да?
Он дышит часто-часто. Его вздыбленный член упирается мне в живот. Ещё чуть-чуть — и он возьмёт меня прямо здесь.
— Цербер! — выходит сдавленно. Но, несмотря на это, он отпускает.
— Не понимаю тебя… Хочешь же! Чего боишься? Мужа? Я же сказал, он не придёт, — говорит он мне на ухо.
Да, я боюсь Гришу. Но не настолько…
Я боюсь себя. Не понимаю, что я чувствую. Не понимаю, что ощущаю. Но у меня впервые такое. И мне страшно.
Не хочу влюбляться. Не хочу испытывать какие-либо чувства. Ведь те, кого я люблю, рано или поздно умирают. Я же проклятая! Так говорит муж…
А я не хочу ещё одной смерти, причиной которой стану я! Снова! Не хочу! Совесть грызёт изнутри. Мучает.
Это неверно. Я замужем, кем бы ни был супруг. Каким бы ни был. А как же обещание, данное Дамиру? А?
Нужно гнать мысли, воспоминания прошлого. И Цербера от себя отдалить. Но как?
— Я не хочу тебя! — выпаливаю первое, что приходит на ум. — Ты меня заставляешь!