Меня тут же вдавило в матрас тяжестью испытываемых эмоций, а глаза защипало от слез.
Мама подошла и встала у основания больничной койки, на которой я, очевидно, и лежал.
– Мам? – прохрипел я.
У меня создалось ощущение, что я не раскрывал рот по меньшей мере неделю, и внутри гортани поселились мотыльки.
– Знаешь, как ужасно я себя почувствовала, когда мне позвонили и сказали, что мой сын в больнице? – спросила она, измученно покачав головой.
Ее каштановые вьющиеся, как и у меня, волосы выглядели растрепанными и лежали в беспорядке, а полные губы подчеркивали красоту черт. Покрасневшие мамины глаза буквально пригвоздили меня к месту, и я тут же ощутил вину, окутавшую меня подобно одеялу.
– Прости, – ответил я.
– И ты меня, Рэтт. Я больше не могу оставаться здесь и смотреть, как ты занимаешься самоуничтожением. Это слишком больно. Я итак многое потеряла. Страдала больше, чем... – она глубоко вдохнула, не в силах закончить, но в ее голосе было столько решимости, что мое сердце сжалось.
Я открыл рот, но не смог вымолвить ни слова.
Мама положила руку на мое колено, и я только сейчас заметил, что вторая нога висела в воздухе, подвешенная на перевязь с гипсом от голени и до самых пальцев.
– Ты сломал кость. Разрушил свою футбольную карьеру еще до того, как она успела начаться.
Мама смахнула слезу, шмыгнула носом и снова покачала головой.
– Твои оценки становятся все хуже, и в школе беспокоятся, сможешь ли ты вообще выпуститься.
– Мне теперь плевать на это, – честно признался я.
Печаль на ее лице сменилась гневом, и мама обогнула койку, остановившись рядом с моей головой.
– Тебе лучше начать заботиться об этом. Ты выжил, Рэтт. Не умер той ночью, как Робби. И будь я проклята, если стану смотреть, как ты рушишь свою жизнь в память о нем. Ты обязан ему большим, чем все это! – она цедила слова, тыча пальцем мне в грудь.
Чувство вины, поселившееся где-то на уровне костного мозга, буквально заражало меня. Словно болезнь, от которой я никак не мог оправиться.
– Сукин сын, убивший его, получил лишь штраф... гребаный штраф! Это выше моего понимания! – выдавил я, слезы уже катились по лицу. Я знал, что было эгоистично вымещать на маме всю свою боль и гнев. Ей, должно быть, в миллион раз хуже, чем мне.
Я ненавидел это. Ненавидел тот день. Ненавидел водителя. Ненавидел себя.
Закрыв глаза, она обхватила себя за талию, словно ей нужно было держаться, чтобы не рассыпаться в пыль.
– Система полна несправедливостей. Вместо того чтобы быть частью проблемы, попробуй стать ее решением, – огрызнулась она. – Сделай так, чтобы твоя жизнь хоть что-то значила.
Больше не сказав ни слова, мама вышла из палаты.
А потом из нашего дома.
Города.
Она оставила меня.
Глава 3
«Закажи пиццу. Вернусь поздно. Отец».
Я фыркнул, заметив записку на холодильнике. То же самое он печатал по крайней мере четыре раза в неделю.
Его почти никогда не было дома, и это меня устраивало. Взяв оставленную им двадцатку, я положил ее в карман.
В последние дни он урезал мое содержание и забрал кредитную карту в наказание за то, что я снял целый отель для себя и своих друзей после выпускного.
Оно того стоило. Помогло хоть на время забыть о смерти Робби и погрузиться в иллюзию того, что меня окружало до этого. Теперь мне оставалось лишь мечтать о моментах, когда я получал передышку от гнева, вины и проклятого горя.
Заперев за собой входную дверь, я, осторожно ступая, спустился вниз по лестнице и пошел прочь.
Бог встретил меня в конце дороги с банкой и трубкой в руках. На его лице сияла дерзкая улыбка.
– Я не стану этим заниматься, – проинформировал он, передавая мне инструменты для сегодняшнего мероприятия.