Поэтому Драко испытывал немалое смущение, когда каждую ночь она неизменно приходила к нему в комнату и ложилась в изножье кровати. Все попытки избежать такого неловкого соседства ни к чему не привели. Сначала Драко пробовал прятаться от нее в других спальнях, коих в мэноре было около десятка, но Грейнджер все равно находила его и пристраивалась у ног. Запертые двери ее тоже не останавливали: она начинала истошно мяукать, а когда Драко накладывал Заглушающее заклятие, просто пыталась выбить дверь, оставляя на ней глубокие борозды от когтей. После того, как Диванки в третий раз пришлось сменить двери, Малфой наконец сдался и позволил Грейнджер спать в его постели.
На десятый день непрекращающейся кошачьей катастрофы Драко проснулся от грохота и истошного мяуканья. Наставив палочку на источник шума, он наколдовал Люмос, и слабый огонек выхватил из темноты сидящую на полу плачущую Грейнджер, вылизывающую свои пальцы.
– Что произошло? – на автомате спросил сонный Малфой, забыв, что она не может ему ответить: плакала Грейнджер совсем по-человечески, хоть жалобные звуки, вырывающиеся у нее груди, и оставались звериными. Подойдя поближе, он поднял палочку выше и обнаружил разодранные обои на стене, куда, судя по всему, пыталась забраться Гермиона. Переведя взгляд на ее руки, он вздрогнул: пальцы оказались в крови, а два ногтя сломаны почти пополам. Драко замер, заново прокрутив в голове последнюю мысль, и все еще полуспящий мозг наконец сообразил, что именно показалось ему в этой картине необычным. Ногти! У Грейнджер больше не было кошачьих когтей, поэтому она поранилась, когда попыталась забраться на стену.
– Что тебе там понадобилось? – озадаченно пробормотал Малфой и наколдовал шарик Люмоса побольше. Приглядевшись, он различил под самым потолком большого мохнатого паука.
– Мур? – жалобно всхлипнула Грейнджер, и он перевел взгляд на ее заплаканное лицо.
– Ты пыталась защитить меня от паука? – улыбнулся он, осторожно беря ее окровавленную руку в свою и очищая ее заклинанием. – Грейнджер…
Она ткнулась лбом ему в плечо, оставляя на коже влажный соленый след и дрожа всем телом, и беспринципный бизнесмен Малфой вдруг ощутил, как в душе у его что-то дрогнуло. Все же кошка в ней признала в нем хозяина, и он был за нее в ответе. Конечно, Гермиону вели охотничьи инстинкты, когда она полезла на стену за пауком, но, наверное, в какой-то мере это можно было счесть проявлением своеобразной кошачьей заботы. А за всю его жизнь о нем заботились только домовики. И Нарцисса…
– Диванки, – тихо позвал Драко, чтобы еще больше не напугать Гермиону. – Принеси сюда заживляющую мазь. Идем, киса, будем тебя лечить, – он осторожно подхватил ее на руки и отнес на кровать. За последние дни он уже привык к ее наготе и научился не обращать на это никакого внимания: все же сейчас она была больше кошкой, чем девушкой. Аккуратно обработав ранки, он ласково погладил замурлыкавшую Грейнджер по голове. И даже не стал возражать, когда она ночью приползла спать к нему под бок – лишь укрыл одеялом. Без шерсти ей наверняка должно было быть очень холодно.
***
По истечении двух недель Грейнджер уже почти пришла в норму в том, что касалось внешности: у нее выпала вся шерсть и исчезли когти и клыки. Остались лишь острые кошачьи ушки и хвост. Она наконец перестала срывать с себя одежду и теперь позволяла Надинки одевать себя по утрам в легкие свободные платья. Но нижнего белья она все еще категорически не признавала. Да и надевать на нее трусики мешал хвост.
Однако вспыхнувшая было в Малфое надежда, когда он увидел ее в платье, быстро потухла, потому что на этом возвращение ее психики к нормальному состоянию застопорилось. Шли дни, и он уже начал привыкать к присутствию в своем доме девушки-кошки в платье, которая умиротворяюще мурлыкала и раскапывала пальцами кадки с пальмами в оранжерее Нарциссы.
О матери Драко думал каждый вечер, приходя домой с работы и пытаясь забыться со стаканчиком огневиски в кресле у камина. Но именно сегодня его одолевали особенно мрачные мысли. Взяв со столика колдографию, на которой были изображены его мать и ныне покойный отец, он покрутил ее в руках, глядя невидящим взглядом перед собой.
Нарцисса была смертельно больна, и спасти ее могло лишь чудо – древнее зелье, рецепт которого считался утерянным несколько веков назад. Работа по его восстановлению была почти завершена, и вот по злой иронии судьбы он потерян снова – на этот раз в голове умнейшей ведьмы своего поколения, которая из-за халатности ассистента превратилась в кошку и становиться обратно человеком не спешила. Теперь, чтобы помочь матери, Драко требовалось сразу два чуда: но почему-то он был уверен, что вряд ли заслужил в своей жизни столько подарков от судьбы. По словам колдомедиков, Нарциссе оставалось жить в лучшем случае полгода, но идеи, как ее спасти, у него закончились уже давно. Зелье Грейнджер было его последней надеждой. Которая угасала с каждым уходящим днем.